Легенда об учителе - [20]

— Ну и что? — глупо спросила я.

Ира осуждающе покачала головой:

— Во-первых, ее жалко. Мы с нею семь лет вместе учились, общественную работу делали. Характер у нее нелегкий, но в деле никогда не подводила. Сейчас у нее со здоровьем неважно. Поэтому слабее работает.

— И безответная любовь к тому же!

— Глупости! Наговаривают на нее. Еще и поэтому хочет уйти. Злая ты все-таки. Не пойму я тебя! — рассердилась Ира.

Мне и самой стало неловко. Лильке я совсем другое проповедую. А тут…

— Ладно, — примирительно сказала Ира. — Главное не в этом: учком оголяется. Мы с Толей хотим довыборы сделать…

— Но ведь Гриша там! Чем не председатель? — разгадала я ее план. — Меня Толя в вожатые зовет!

— Гриша будет готовить ребят в комсомол. Лучше его политически никто не подкован. В классе у нас тридцать четыре человека, а комсомольцев семь! С уходом Ани остается шесть. Поняла? А вожатых без тебя найдем.

К нам подошел Толя и, наклонившись, зашептал:

— Хочу вам сказать по секрету, что большая заваруха у нас начинается: присылают нового директора!

— А как же Анна Павловна? — пожалели мы, хотя никогда с ней никакого дела не имели, а после истории с Рафиком и вовсе стало неприятно с нею встречаться.

— Да она из прежних классных дам. Для нее тут все чужое. Пионерской работы совсем не понимает. Я ни о чем не могу с ней договориться. Заглянешь в кабинет, а она там кофе пьет с Ниной Гавриловной или Раисой Львовной и возмущается: «Теперь не ученики, а хулиганы! Разве их можно обучать!»

Толя писклявым голосом передразнил директрису. Получилось очень похоже. Мы посмеялись и чуть было не прозевали звонок на урок.

На второй этаж мы поднимались, взявшись за руки, взволнованные готовящимися переменами. У дверей класса нас вежливо пропустил вперед Андрей Михайлович, будто мы светские дамы. Не знаю, как Ира, а я здорово смутилась, стала неуклюжей и, садясь за парту, свалила на пол учебник. Из знакомых мужчин никто так не поступал. Разве что доктор Гиль. Отец мой всегда шел впереди матери. Да и другие. Антон Васильевич, например, считал предрассудком особое внимание к женщинам. «Равноправие так равноправие!» — говорил он. Почему же не придерживается такого равноправия Андрей Михайлович?

Конечно, ребята с интересом наблюдали церемонию в дверях. У Кирилла заблестели глаза и слегка приоткрылся рот. Философ делал какие-то выводы. Генька Башмаков злобно прошипел:

— Было бы перед кем расшаркиваться!

Мы с Ирой не нравились ему. Он очень хотел стать комсомольским секретарем и даже ходил в райком жаловаться, что у нас плохо идет работа. Ира, по его мнению, была не на месте. Он бы даже охотно начал свою карьеру с председателя учкома, но тут вставала на пути я по вине той же Иры. А вот Андрей Михайлович с нами цацкался!

Несмотря на то что Андрей Михайлович давно вошел в класс, урока он не начинал. Неподвижно стоял у окна и смотрел на падающие снежинки. Три, четыре минуты… Впрочем, он мог смотреть так сколько угодно. Тишина в классе не нарушалась, хотя поведение учителя вызывало недоумение. Такое было впервые. Аня Сорокина, пришедшая в школу последний раз, шумно вздохнула. Люся Кошкина укоризненно посмотрела в ее сторону, и в это время, полуоткрыв дверь, протиснулся завуч Сергей Леонидович, самая незаметная фигура в школе. Он по-чиновничьи кланялся и говорил с прибавлением буквы «с»: «Нет-с, да-с, пожалуйте-с».

— Вас просят к Анне Павловне в кабинет-с! — обратился он к Андрею Михайловичу, наклонив старую лысеющую голову. Лет семьдесят ему, наверное, было, а то и больше.

— У меня урок! — оторвался от окна Андрей Михайлович и неприязненно, как мне показалось, посмотрел на Сергея Леонидовича.

— Очень просят-с! — повторил старик, чихнул в платок и смущенно попятился.

— Извините, я вас оставлю на несколько минут, — повернулся к нам Андрей Михайлович. — Надеюсь, вы будете спокойно работать над следующим параграфом!

Этого он мог и не говорить. До конца урока никто не произнес ни звука.

На перемене мы шумно обсуждали случившееся. Андрей Михайлович больше не появился. Урока немецкого языка и вовсе не было. Нине Гавриловне стало дурно. Ее отпаивали валерьянкой в кабинете директора.

— Это все связано с тем, что сказал нам Толя! — шепнула мне Ира, проходя мимо.

На другой день по школе ходил высокий худощавый мужчина в кирзовых сапогах и серой фуфайке, без пиджака. Он с любопытством заглядывал в классы. В кабинете химии долго рассматривал приборы.

— Нам нужен вытяжной шкаф. Задыхаемся! — громогласно заявила Надежда Петровна.

Человек застенчиво улыбнулся, одернул фуфайку, по-солдатски ответил:

— Сделаем, факт! Не беспокойтесь!

Это и был новый директор Николай Иванович Котов.

— Старшие? — спросил он, зайдя к нам. — Ну-ну! Комсомольцы есть? Шесть человек? Маловато. Но дело поправимое. А теперь вот что: крыша прохудилась в одном месте, надо временно досками заколотить. Помогите-ка мне вы, трое! — Он показал пальцем на Кирилла, Геньку и Ваньку Барабошева, самых крупных в классе. И пошел, не оборачиваясь.

За ним двинулся один Ванька. Генька и Кирилл выразили протест каждый по-своему.

— Надо обладать большой стойкостью характера, чтобы перенести неожиданно свалившееся счастье! — с иронией проговорил Кирилл, лениво потягиваясь.