Легенда о Золотой Бабе - [3]

2

Зато о Золотой Бабе вспомнили иноземцы. Они проявили к ней гораздо больше интереса, чем хозяева земель, где находился этот идол.

Московия — таинственная страна на востоке Европы, долгое время не привлекавшая особенного внимания (своих дел хватало!), — с годами все более заинтересовывала ее западных соседей. Фактические сведения об этих краях, сообщаемые в сочинениях античных писателей и некритически повторяемые их поздними коллегами, перестали удовлетворять европейских купцов, жадно оглядывавших открывающийся перед ними мир.

А мир этот открывался все шире и шире. Колумб на снаряженных испанским королем каравеллах открыл Америку. Португальский мореплаватель Васко да Гама указал морской путь в сказочную Индию. Корабли Магеллана обошли вокруг света. За каких-нибудь два десятилетия на рубеже двух веков — XV и XVI — открыто больше чем за целое тысячелетие. Космографы уже берутся чертить карты «всего света» и давать описания его.

А эта страна, отнюдь не такая далекая, как Индия и Америка, все еще оставалась terra incognita — неизведанной землей. С ней уже торговали, обменивались посольствами, выдавали за ее правителей дочерей и сестер своих государей, а знали по-прежнему до смехотворного мало.

Знать же ее стало необходимым: ведь именно через нее лежал путь в еще одну сказочную страну, при рассказах о которой у европейских купцов текли слюнки, — в Китай.

Не удивительно поэтому, с каким интересом встретили в Европе вышедшую в Польше в самый разгар эпохи великих открытий, в 1517 году, книгу ректора Краковского университета Матвея Меховского «Сочинение о двух Сарматиях». Хотя этот ученый медик и не бывал в странах, описанных им, а лишь собрал сведения о них от бывалых людей, в том числе и от пленных московитов, книга его сообщала так много нового, что произвела впечатление еще одного великого открытия.

Она впервые рассказала о Московии и ее соседях такое, о чем в печати не рассказывал еще никто, развенчивала многие легенды и сказки. Автор не побоялся посягнуть на незыблемый до него авторитет великого географа древности Птолемея и преемников его.

В этой книге и прочитали впервые на Западе о Золотой Бабе. Меховский писал: «За землею, называемою Вяткою, при проникновении в Скифию, находится большой идол Zlota Baba, что в переводе значит золотая женщина или старуха; окрестные народа чтут ее и поклоняются ей; никто проходящий поблизости, чтобы гонять зверей или преследовать их на охоте, не минует ее с пустыми руками и без приношений; даже если у него нет ценного дара, то он бросает в жертву идолу хотя бы шкурку или вырванную из одежды шерстину и, благоговейно склонившись, проходит мимо».

Возможно, что и сами московиты знали в то время о Золотой Бабе не больше того, что сообщил о ней Меховский. По крайней мере, в русских летописях ничего более точного не сообщалось.

О книге Меховского много спорили в Европе. Одни признавали ее за достойнейший труд, другие с негодованием отвергали.

3

В те же годы, когда вышла книга Меховского, в Московии побывал Сигизмунд Герберштейн, посол могущественного Максимилиана I, императора священной Римской империи германской нации.

Молодой, но не по годам степенный, Герберштейн был уже видным дипломатом Европы. Важный и чинный, в пышном, шитом золотом одеянии, он внушал к себе уважение и почтение.

Миссия Герберштейна была тонкой и щекотливой. Максимилиан желал склонить великого князя московского Василия III к миру с Польшей, чтобы начать совместную борьбу с набиравшей силу Оттоманской империей. Как ни был хитер и опытен Герберштейн, его миссия не увенчалась успехом, хотя посол и прожил в Москве со своей свитой почти три года.

Однако, ревностный служака своего повелителя, он не терял времени даром. Хорошее знание русского языка позволило ему вести обстоятельные беседы с московитами на самые различные темы. Он внимательно читал русские летописи, рылся в государственных архивах, заводил знакомства среди царедворцев, служилых и торговых людей. Не брезговал общением и с холопами. И всех дотошно расспрашивал о стране и землях, подвластных ей.

Далеко за полночь просиживали с ним посольские толмачи Григорий Истома и Василий Власов, рассказывая все, что знали о Московии и ее соседях. А знали они немало.

Возможно, что редкостная любознательность посла была в его натуре, но она могла быть и следствием тайных инструкций Максимилиана. Во всяком случае, составленные Герберштейном по возвращении на родину «Записки о московитских делах» можно признать выдающимся для своего времени географическим, этнографическим и политическим трактатом. Конечно, после появления их космографам следовало бы внести генеральные поправки в свои труды и карты. Но — странное дело! — составленные еще в 1519 году, «Записки» не появились на свет.

Может быть, Герберштейн хотел еще дополнить их? Не за этим ли он в 1526 году вновь поехал в Московию с новым тонким дипломатическим поручением... заранее обреченным на неудачу. Миссия опять не имела успеха, но посол не спешил уезжать. Снова беседы с бывалыми людьми, раскопки в архивах, изучение летописей...

К чему бы сие? Ведь книга и на этот раз не была издана. Прошло целых тридцать лет с первого приезда Герберштейна в Московию, прежде чем «Записки» его увидели, наконец, свет. Было это уже в 1549 году, автору в то время шел шестьдесят четвертый год.