Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок - [3]

Вездеход с автоматчиками выкатился в сторону поселка. Впереди трусил бывший пограничный пес Вялый. В его задачу входило обнаружение идиотов, свернувших с дороги. Дальше двухсот метров по пояс в снегу уйти было невозможно. Поэтому пес находил их без труда. Проводник служебной собаки с собачьей фамилией Хвостов сидел на переднем сиденье и крепко держал поводок.

У развилки Вялый остановился, вопросительно оглянувшись. Ему сунули под нос погнутый Моченым ствол пулемета. От железа явно пахло продуктом испуга Асланбекова. Но настоящий пограничник, по мнению кума, обязан был сам разбираться, кого ловить. Вялый поморщился, но след взял. Поводок натянулся. Группа захвата удовлетворенно закряхтела. Маршрут на поселок всех устраивал. И вдруг вездеход дернуло. Хвостов, привязавший поводок к руке, вошел лбом в стойку двери. Вялый прыгнул вперед и понес, как ошалевший конь. Он мчался по дороге огромными прыжками и жутко рычал. Вертухаи переглянулись:

— Пограничник!

— Знает, что на самого Моченого идет!

Защелкали затворы автоматов. Брать пахана было страшно до ужаса. Но отпуск и ящик водки… Без них и жизнь-то была так себе. Ее не стоило и жалеть.

Вдруг Вялый свернул на небольшую просеку, ведущую к леспромхозу. Вездеход подбросило на кочке. Проехать среди пней по просеке было невозможно. Да-а… Моченый был хитер. Это оценили все.

— Прямиком в леспромхоз не пошел! Петлю сделал, гад, — изрек Хвостов, еле сдерживая Вялого.

— Зачем? — робко пискнул самый младший в группе лопоухий первогодок.

— Путает! — зловеще прошептал водитель вездехода. — А сам — во-он там сидит в засаде! Потом ка-ак прыгнет!

Зэк с ножом, сидящий при сорокоградусном морозе в засаде на автоматчиков, внушал ужас. Группа притихла. Только безумный пограничный пес, как ненормальный, рвался по следу.

— Может, объедем? — сочувственно предложил шофер. Ему по просеке было не идти. Но и ехать в одиночку тоже не хотелось.

Старший группы захвата посмотрел на него с невыразимой тоской. Время шло, а добыча ускользала. На душе у Запруды было муторно. Вертухай нервно присел на обочину — действие пургена затихало постепенно. Коллектив, утомившийся от переживаний и непосильного умственного напряжения, присоединился. Только Вялый с презрением оглянулся на людей, так бездарно метящих территорию без единого кустика. Пес снова захрипел, натягивая поводок. Вездеход качнуло.

— Тпру! — заорал водитель. — Стащишь с дороги, кобель придурочный!

Неожиданно оскорбление лучших чувств Хвостова к собаке спровоцировало продолжение погони. Проводник спрыгнул на просеку с воплем:

— Не уйдешь, сука лагерная!

Он попал на узенькую тропку и помчался к леспромхозу. Русский человек — как лемур. Если толпой — то хоть топиться.

— Гастелло, …ля! — крякнули суровые вертухаи и потрусили следом.

Шоферу дали в сопровождающие лопоухого первогодка, чтобы было нестрашно, и отправили к развилке. Чтобы, значит, если Моченый рванет обратно в зону, не упустить… Во как! У нас не забалуешь!

Погоня шла долго. Вялый мчался, скуля и всхрапывая, огромными прыжками. Подвывая от страха и азарта, за ним бежали люди с автоматами. В их мечтах водка и отпуск сливались в одно приятное теплое целое. Оно манило за собой и звало вперед. И вертухаи мчались по просеке, используя хвост Вялого как маяк…

Светлые мечты, как положено, умерли у помойки. Погоня вылетела к задворкам леспромхоза и застыла. Ветеран погранвойск настиг добычу. Оборвав поводок, он кинулся вперед. К моменту подхода группы захвата Вялый в хорошем темпе окучивал пегую леспромхозовскую сучку по кличке Шкура. Действовал он как изголодавшийся зэк — нахрапом, без прелюдий. Дело у Вялого спорилось. Шкура визжала, но не вырывалась.

Группа захвата взвыла стаей разъяренных волков. Хвостов, злобно рыча, словно конкурирующий кобель, кинулся через помойку. Мощный удар валенком под хвост и искрометный собачий оргазм совпали. Вялый, ощутив небывалый восторг и одновременно жуткую боль, заревел как паровоз.

Шкура взмыла из-под него и исчезла, чуть не проломив забор. Следом за ней в последней надежде полезла группа захвата. Но отдых и вожделенная водка накрылись медным тазом. Суровые похмельные лесорубы напрочь отрицали все. Особенно присутствие Моченого. А также Копченого, Леченого, Печеного и, етит вашу мать, Буденного!!!

Прибыл вездеход. Вертухаи загрузились и убыли, утопая в соплях жалости к себе. Следом за машиной, страдальчески кряхтя, трусил Вялый. Судя по озадаченной собачьей морде в душе у него зарождалось понимание мазохизма как философии лагерной жизни.

* * *

Пока цепные псы режима метались по тайге, беглецы торили тундру. Их было пятеро. Из сотен отморозков Гнида без труда выбрал двух камикадзе. У Коли и Толи был тотально атрофирован контроль мозговых центров коры над поведенческими стереотипами адекватных физиологических реакций [1]. Приказы пахана они не обсуждали. Потому что не понимали. Но соглашались безропотно. Им вручили рюкзаки и показали направление. Больше ничего. Дабы ребят не замкнуло.

С «коровой» пришлось сложнее. Еда — дело серьезное. Друга для продуктовых нужд с собой в тундру не возьмешь. Это тебе не горы… по-Высоцкому. От ходячего НЗ при побеге с Колымской зоны требовалась упитанность, выносливость и наивность одновременно. Толстых идиотов на зоне хватало. Но не настолько конченых, чтобы идти в бега с Моченым. Творческий поиск Гниды мог затянуться. Но шестерке повезло. За сутки до побега, в ноль часов одну минуту в барак ввалился пятнистый фиолетово-зеленый икающий субъект. Треснутые очки над зелеными пухлыми щечками не могли скрыть безумных глаз, отягощенных мукой вредного на зоне и бесполезного в жизни высшего образования. В довершение образа «коровы для Моченого» субъект, столкнувшись с Гнидой, издал жалобный стон: