Легенда о Шуте и Короле - [25]

Как здорово, что здесь мне довелось побывать.

Продолжение сна… Дивная пора.

Как божественна природа и проста!

— Ты чего это, ваше шутейшество?! — спросил Дрон, глядя на Прохора. Тот шмыгнул носом и смахнул со щеки набежавшую слезинку.

— Сам не знаю. Какой-то я в последнее время сентиментальный стал, расчувствовался малясь. Не обращайте внимания.

— Мы довели шута до слез! — ударил себя по ногам Бал. — Ха!

Даже кобыла заржала. Прохор смутился, покраснел, как помидор, и про себя подумал: хорошо, что писарь спит. Точно растрепал бы на весь дворец! Это бы серьезно подмочило репутацию. Смеяться над шутом позволено только Высочайшим особам, остальным даже втихаря нельзя, а Прохор пока не давал даже малейшего повода хотя бы на ухмылку. Его боялись и правильно делали. В конце концов, он является одним из первых лиц государства и от его слова многое зависит. Король прислушивается к Прохору, поэтому неосторожная шутка в адрес любимца Генриха может привести весельчака к потере благосклонности сюзерена. Это в лучшем случае. За артистов Прохор не переживал, свои в доску, и язык за зубами держать умеют.

— Забыли! — нахмурился рыжий балагур и все молча подчинились. — Что нового за пределами столицы?

— Да ничего особенного, если не считать этого, как его там… — Рене приподнял повязку, почесал абсолютно здоровый глаз, что скрывался под ней, и вернул на место. — Искричество, что ли…

— Электричество, неуч! — дал ему подзатыльник Михась.

— Ну да, — хмыкнул возница. — Повезло жителям Плугов: никаких тебе дров. Масла не надо, фитилей тоже. Главное жилы не трогать, а то дух вышибет. У них уже двоих поросей убило, а бычку оторвало эти самые. Не может он больше, в общем. Жилы-то были древесной корой обложены и закопаны, но свиньи разрыли яму, и на тебе.

Прохор сделал вид, что очень заинтересовался, сам же прикидывал, почему мастер провел свет в деревню, находящуюся в десятках верст от столицы, а в замок никак не сподобится?! Он не удивился бы, если узнал, что Даниэль там наладил и воду в каждую избу, хотя почти все села в округе и так стоят на реках. Сто шагов с ведром не трудно пройти.

— Слушай, — сменил тему Прохор, — а зачем повязку носишь? У тебя же глаз на месте.

— Я так солиднее выгляжу, мудрее, — ответил Рене. — А кое-кто даже думает, что у меня там огненное око, обладающее воспламеняющим взглядом. Кстати, прошлогодний пожар в поле до сих пор на меня пытаются повесить. Я же тогда там с доярками… Хм.

— Михась, а у тебя с зубами чего? В драке выбили?

— Не, — отмахнулся тот. — Это я с ослом состязался. Перетягивали мои портки. Проиграл.

— Да… С вами не соскучишься. Хочешь, я поговорю с королевским лекарем, он тебе новые зубы у кузнеца закажет? — спросил на полном серьезе шут. — Я как-то по случайности себе один выбил о косяк впотьмах, так вставил, шельмец! — и показал артистам позолоченную фиксу.

— Не, — оскалился тот. — Я так выгляжу не то, что бы страшно… Ну ты понимаешь. Слушай, а ты не поможешь нам новые инструменты добыть, а то нам весь заработок придется потратить? Поговори с королем, так, мол, и так, есть необходимость и все такое.

— Для друзей — все что угодно, — Прохор сплюнул на дорогу и завалился на солому, придавив лесника. — Вечером в трактире обсудим условия сделки.

— Договорились!

Артисты тоже решили прикорнуть, за исключением Рене, ибо он правил кобылой, и Дрона, который достал из торбы клочок бумаги, писало, как у мастера, и принялся что-то сочинять.

Бабочки и стрекозы кружили над путниками, высоко в небе проплывал журавлиный клин. Солнце стояло в зените, нещадно паля все вокруг своими лучами. Лужи постепенно исчезали, а сам тракт становился ровнее. Вдалеке появились шпили дворцовых башен и флаги. Потом стало возможным различить фигуры гвардейцев на крепостных стенах, а спустя еще полчаса повозка проехала через Главные ворота столицы Королевства Серединных Земель.

* * *

Шут предстал перед королем, когда часы на Главной башне отбили три часа по полудню. Перед этим он ополоснулся в тазу, поскольку водоснабжение по-прежнему не работало, и переоделся в свой наряд с бубенцами. Затем посетил королевскую кухню, где лично попробовал все блюда, приготовленные для дневной трапезы, и вошел в Обеденную залу вместе со слугами, несущими подносы с яствами.

Пока челядь сервировала длинный стол, Генрих поднялся со стула и кинулся к Прохору.

— Ну наконец-то! — заключил сюзерен слугу в объятия. — Давай, рассказывай.

Король вернулся на свое место, шут, стянув с головы колпак, сел рядом и скупо кивнул молодой супруге уже пожилого правителя, которая откровенно скучала, разглядывая лепнину на потолке. Слуги закончили расставлять блюда и, склонившись, покинули залу.

Прохор, как всегда, не отличался скромностью, он сразу подвинул к себе блюдо с запеченным осетром и ловко распотрошил его, в то время как супружеская чета скромно начала трапезу с бульона с хранцузкими пампушками.

— Судя по тому, что ты вернулся, я делаю вывод, что все улажено. Так?

— Угу, — ответил шут, обсасывая рыбьи кости. — Виновный в темнице, как и положено. Вынужден тебя огорчить: в твоем королевстве стало на три человека меньше, это как минимум. Лесник, которого я в тюрьму засадил, скормил твоих сборщиков волкам, чтобы те скот не драли.