Легенда о ретивом сердце - [87]

Шрифт
Интервал

— Господи, помилуй и защити! — бежали люди.

— Чур, меня, чур! — ковыляла за ними старуха.

Печенеги грабили Василев. Они врывались в избы, пронзали копьями тех, кто поднимался навстречу, хватали за косы спящих женщин, волокли по траве, разбивали сундуки и требовали клады. О, они хорошо знали это слово! Пронзительные вопли вырывались из смутного гула, не умолкал топот коней, собаки хрипли и надрывались, тревожно мычала скотина. Пожар занимался все шире. Небо превратилось в огнедышащее горнило, раздуваемое ветром. Даже звезды расплавились в этом небывалом жару царства Сварога, великого царства огня. Он швырял из горнила пригоршни угля и пепла. Никто уже не пытался что-либо спасти — спасали головы. Целые улицы пылали, охваченные огнем. Чернели, утончались на глазах бревна и рушились. Горели деревья, трещала листва, полыхали плетни. Молодая пара стояла на коленях перед горящей избой и кланялась до земли.

Крупным наметом Илейка повернул в дымную улицу. Вынырнул отряд всадников. Не задумываясь, Илья врезался в него, ударил направо, налево, прошел наискось и поскакал, слыша, как копья рассекают воздух…

Человек десять всадников окружили толпу и секли ее, неистово взмахивая саблями. Илейка налетел сзади, стал колоть и рубить, и давить их конем.

— Куда вы, люди?! — кричал во весь голос. — Назад! Навались миром! На слом!

Один не выдержал. Это был крепкий подросток. Он изловчился и, прыгнув, повис на руке у печенега. Впился зубами в плечо так, что степняк взвыл. Пытался сбросить мальчишку и не мог… Кто-то поднял брошенное копье, кто-то булыжник. Круг степняков разомкнулся, а еще через минуту они обратились в бегство.

— Гни поганых! Дави! — повернула за ними толпа. В небольшой каменной церковке, желтой, будто застарелого воска, набилось множество народу — молящегося, плачущего, дрожащего от страха. Печенеги рвались к двери, метали стрелы и копья в окна. Люди молились так горячо, с таким исступлением протягивали к образам руки, что казалось, церковь вот-вот вознесется на небо со всем этим перепуганным людом, но печенеги взломали-таки двери. Началась невиданная резня — младенцев трудных и тех не щадили. Рвали серебряные оклады с икон, кадила, лампады. Вырывали серьги из ушей, рубили пальцы с кольцами…

Когда Илейка прискакал сюда, здесь все уже было закончено. Ручейки крови текли на паперть; раскачивалось паникадило.

Илейка поскакал назад, к нему пристала ватага ремесленников, /сой у кого были луки и копья, у большинства топоры. Напрудили переулок, ждали, когда покажутся печенеги. Стояли, прижимаясь друг к другу тесно, как плахи в частоколе, дышали в затылки. Тускло поблескивала сабля в руке Илейки, черные топоры не светили. И печенеги показались — они ехали рысью, придерживая руками награбленное добро.

— Сладим? — прошептал кто-то.

— Тсс! — оборвал другой.

Степняки рванулись, и завязалась неравная сеча. Они порубили умельцев, притиснули Илейку к забору. В какой уже раз смерть заглядывала ему в глаза. Ничего не оставалось делать. Ухватился за забор, свалился в кусты смородины, побежал, пока не споткнулся. Споткнулся о долбленое корыто, в котором еще было немного воды, с жадностью напился. Отдышался, пошел к хоромам.

Занимался тихий рассвет, совсем невпопад голосил петух. Сумрак оседал, припадал к земле, сливался с нею. Выступали сонные деревья. Илейка увидел, как мною висит кругом зеленых еще яблок. Он узнал двор старого кравчего. Да вон и вязанки желтого камыша стоят, как шалаши, и та самая телега. Ворота настежь открыты, валяется пустой сундук. А где же хозяин, где кравчий? А вот и он. Стоит у дерева, рассматривает что-то под йогами. Руки его бессильно свесились, в груди торчат два коротких копья. Он мертв, но глаза открыты…

Илейка положил Григория в траву ногами к восходу. Ему показалось, что какая-то колдовская сила кружила его всю ночь по городу и привела обратно. Или судьба? Может быть, — он никогда не бежал от нее, а всегда бросался навстречу, и она берегла Илью, словно хотела до конца испытать его, узнать, где же предел упорной храбрости крестьянского сына. Но такого предела не было. «В бою тебе смерть не писана», — сказал тогда калика. С той норы и пошло — нет смерти Муромцу…

Скорым шагом направился к валу. Знал, что печенегов в городе нет, — тяжело нагруженные добычей, они не рискнули бы остаться в нем. Два всадника скакали навстречу. Муромец узнал побратимов, хоть лица их были измазаны пеплом и кровью. Они привели с собой коня, тоже печенежского, невысокого, но сильного.

— Илья! — еще издали махнул рукой Алеша. — Живой, чай? С недобрым утром тебя!

— Илейка, ты? — обрадовался Добрыня. — Коня тебе привели, не нашего, злобный, как барс.

Илейка взобрался ему на хребет.

— Где степняки?

— Стоят под холмами, — отвечал Добрыня, — добычу делят, скот наш режут.

— Невест теперь у меня тыща! — улыбнулся, показывая белые зубы, Алеша. — Отбили с Добрынею у печенегов. Визгу было!

— Продал кто-то крепость, — сказал Добрыня, — отворены остались на ночь ворота, а стража пьяна была… Что делать будем, Илейка?

— Уйдем на простор…

Богатыри выехали к городским воротам. Поблескивала река, от ветра ложилась на нее рябь, словно ван папоротника. Внизу, у разлохмаченной рощи, стоял лагерь кочевников. Ветер свободно разгуливал по крепости, задувал сквозняком. Кругом лежали трупы жителей, лужами стояла кровь.


Еще от автора Анатолий Гаврилович Загорный
Каменная грудь

Роман известного российского писателя Анатолия Загорного «Каменная грудь» – завораживающее эпическое повествование о тех далеких временах, когда Киевская Русь, окруженная кольцом враждебных народов, сражалась за свою независимость. Железной рукой правит киевский князь Святослав, сокрушая всех врагов Руси от Востока до Запада, от свирепых кочевников-печенегов до коварных византийцев. Но в центре романа все-таки не война и не придворные интриги, а вечная, как мир любовь. Славянскому воину Доброгасту и красавице Судиславе суждено пройти через многие испытания, уцелеть в кровопролитных битвах и выбраться невредимыми из осажденных городов.Перед вами, дорогие читатели, безусловно, один из лучших любовно-приключенческих романов последнего столетия!


Рекомендуем почитать
Степень доверия

Владимир Войнович начал свою литературную деятельность как поэт. В содружестве с разными композиторами он написал много песен. Среди них — широко известные «Комсомольцы двадцатого года» и «Я верю, друзья…», ставшая гимном советских космонавтов. В 1961 году писатель опубликовал первую повесть — «Мы здесь живем». Затем вышли повести «Хочу быть честным» и «Два товарища». Пьесы, написанные по этим повестям, поставлены многими театрами страны. «Степень доверия» — первая историческая повесть Войновича.


Анна Павлова. «Неумирающий лебедь»

«Преследовать безостановочно одну и ту же цель – в этом тайна успеха. А что такое успех? Мне кажется, он не в аплодисментах толпы, а скорее в том удовлетворении, которое получаешь от приближения к совершенству. Когда-то я думала, что успех – это счастье. Я ошибалась. Счастье – мотылек, который чарует на миг и улетает». Невероятная история величайшей балерины Анны Павловой в новом романе от автора бестселлеров «Княгиня Ольга» и «Последняя любовь Екатерины Великой»! С тех самых пор, как маленькая Анна затаив дыхание впервые смотрела «Спящую красавицу», увлечение театром стало для будущей величайшей балерины смыслом жизни, началом восхождения на вершину мировой славы.


Я все еще влюблен

Главные герои романа – К. Маркс и Ф. Энгельс – появляются перед читателем в напряженные дни революции 1848 – 1849 годов. Мы видим великих революционеров на всем протяжении их жизни: за письменным столом и на баррикадах, в редакционных кабинетах, в беседах с друзьями и в идейных спорах с противниками, в заботах о текущем дне и в размышлениях о будущем человечества – и всегда они остаются людьми большой души, глубокого ума, ярких, своеобразных характеров, людьми мысли, принципа, чести.Публикации автора о Марксе и Энгельсе: – отдельные рассказы в периодической печати (с 1959); – «Ничего, кроме всей жизни» (1971, 1975); – «Его назовут генералом» (1978); – «Эоловы арфы» (1982, 1983, 1986); – «Я все еще влюблен» (1987).


Призраки мрачного Петербурга

«Редко где найдется столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге… Здесь и на улицах как в комнатах без форточек». Ф. М. Достоевский «Преступление и наказание» «… Петербург, не знаю почему, для меня всегда казался какою-то тайною. Еще с детства, почти затерянный, заброшенный в Петербург, я как-то все боялся его». Ф. М. Достоевский «Петербургские сновидения»Строительство Северной столицы началось на местах многочисленных языческих капищ и колдовских шведских местах. Именно это и послужило причиной того, что город стали считать проклятым. Плохой славой пользуется и Михайловский замок, где заговорщики убили Павла I.


Тайна старого фонтана

Когда-то своим актерским талантом и красотой Вивьен покорила Голливуд. В лице очаровательного Джио Моретти она обрела любовь, после чего пара переехала в старинное родовое поместье. Сказка, о которой мечтает каждая женщина, стала явью. Но те дни канули в прошлое, блеск славы потускнел, а пламя любви угасло… Страшное событие, произошедшее в замке, разрушило счастье Вивьен. Теперь она живет в одиночестве в старинном особняке Барбароссы, храня его секреты. Но в жизни героини появляется молодая горничная Люси.


Кровавая звезда

Генезис «интеллигентской» русофобии Б. Садовской попытался раскрыть в обращенной к эпохе императора Николая I повести «Кровавая звезда», масштабной по содержанию и поставленным вопросам. Повесть эту можно воспринимать в качестве своеобразного пролога к «Шестому часу»; впрочем, она, может быть, и написана как раз с этой целью. Кровавая звезда здесь — «темно-красный пятиугольник» (который после 1917 года большевики сделают своей государственной эмблемой), символ масонских кругов, по сути своей — такова концепция автора — антирусских, антиправославных, антимонархических. В «Кровавой звезде» рассказывается, как идеологам русофобии (иностранцам! — такой акцент важен для автора) удалось вовлечь в свои сети цесаревича Александра, будущего императора-освободителя Александра II.