Легенда о гибели богов - [43]

Его улыбка становится спокойной и грустной, как это бывает, когда вспоминаешь нечто, дающее тепло сердцу. Он встречает обращенные на него взгляды:

— Этот человек — мой друг, и я никуда не уйду отсюда без него.

* * *

Небеса над вершиной Олимпа кристально прозрачны. Блестят в солнечных лучах серебро, золото и орихалк, так предпочитаемые богами, все также ярка зелень садов и чисты оттенки мрамора. Не знающая поражений и не испытывающая радости в битвах держит в пальцах ткацкий челнок.

Сидящая у ее ног большая сова, верная спутница ее задумчивого одиночества, открывает глаз и взъерошивает перья. Сероглазая богиня усмехается. Как и всегда, она заранее угадывает чужое приближение.

Еле слышный звук легких, почти танцующих шагов.

— Приветствую тебя, прекраснейшая!

— Здравствуй, искуснейшая!

Золотоволосая богиня, прекраснейшая из всех, рожденных бессмертием и любовью, садится рядом со сдержанной воительницей. Она вдруг смеется звонким, заливистым смехом, которому, как может показаться, нет никаких причин. Потом осторожно касается пальцем недотканного покрывала:

— По-моему, чего-то не хватает в этом узоре.

— Быть может, рано выносить суждение о неоконченной работе?

— Вот здесь он недостаточно ярок.

— Я знаю.

И улыбнувшись, сероглазая богиня протягивает руку, чтобы впрясть в свой узор золотую нить.

* * *

Гремит гром. Из холодного мрака ненастной ночи белокурый бог входит туда, где ярко горит огонь очага. Трещит в порывах яростного ветра соломенная кровля. Достаточно взгляда. Он понимает все.

Он опоздал.

Они сидят у огня, сбросивший волчью шкуру охотник и Человек-с-гор, разговаривая о каких-то вещах, интересных им обоим. Не замеченный никем, бог садится в тени. Он слушает.

Проходит время, и он узнает, что завтра им предстоит расстаться. У одного есть дела в Беотии. Другой собирается идти в Спарту. Впрочем, это недолгое расставание. Скоро они встретятся вновь.

Впервые белокурый бог улыбается. Эти люди ошибаются. Разве не все уловки земли и преисподней известны ему? Каждая из них в его руке.

Этим двоим никогда не встретиться в мире живых.

* * *

Что в людях и животных мы зовем добротой, чаще всего оказывается лишь вызванным сытостью добродушием. Впрочем, та же сытость, помноженная на праздность, может стать причиной бессмысленной жестокости — но на это уже способны только люди.

Залегший в засаде на лесной тропе здоровенный и вконец отощавший волк далек как от доброты, так и от сытости. Проще говоря, он готов на все, так что когда его предупрежденные слухом глаза видят приближающегося человека, он ждет только подходящего момента. Когда же этот момент настает, волк прыгает, не рыча. Однако человек уворачивается, и челюсти напрасно щелкают в воздухе. Приземлившись на четыре лапы, волк готов повторить атаку — но встречает взгляд противника.

Не секрет, что человек отважный может взглядом остановить прыжок зверя, этот же взгляд достигает большего. Волк больше не хочет крови. Более того, его шерсть опускается, утихает рычание, и облезлый хвост начинает нерешительно вилять из стороны в сторону. И вот, послушный, как пес, волк идет за своим новым хозяином.

Это хрупкого, даже изнеженного сложения юноша. Длинные светлые волосы схвачены женской головной повязкой, на плечи накинута шкура леопарда, в руке оплетенный плющом посох. Что-то напевая про себя в такт шагам и тихому приятному всплеску содержимого перекинутых через плечо бурдюков, минуя редеющий лес, он поднимается по склону горы Пелион к тому месту, где отмахиваясь хвостами от мух и изнывая от жары, два молодых кентавра стерегут пустующую пещеру своего вождя.

Заметив чужака с большим опозданием, они резко вскакивают, хватаясь за копья:

— Остановись! Кто ты такой?

— Гость, пришедший к вождю кентавров!

— Это не ответ! Вождь кентавров не любит незваных гостей. Назови свое имя!

— Имя? — он пожимает плечами. — В последний раз меня назвали Бромием.

Кентавры переглядываются:

— Это нам ничего не говорит! Зачем тебе вождь кентавров?

— Я принес ему вина...

— Вождь кентавров не пьет вина! Если тебе больше нечего сказать, человек — уходи!

— Но, может быть, ваш вождь будет рад мне?

— Если он тебя знает!

— Неужели прославленный мудростью Хирон способен радоваться только уже знакомым гостям? И больше никто не может ожидать его гостеприимства?

— Еще тот, кому это позволяет благородство происхождения.

— Например?

— Как же все-таки он надоедлив... — говорит один кентавр другому. — Например, если его посетят боги.

— А если прискачет лягушка и заявит, что она дочь Зевса? Вы во весь опор помчитесь за своим вождем?

— Он еще и нахален, — говорит другой кентавр. — Вот что, человек, мы знаем, какая кровь у бога и какая кровь у лягушки. А какого цвета она у тебя?

— Я не похож на бога?

— Ты похож на блаженного, которого оставили без присмотра. Так какая все-таки у тебя кровь?

Юноша в леопардовой шкуре и женской головной повязке смеется:

— Легче это увидеть, чем об этом рассказать...

В его руке неожиданно появляется нож. Раскрыв левую ладонь, он делает глубокий надрез. Его кровь красна.

— И все-таки, я подожду вождя кентавров здесь.

Он садится на землю. Пожалуй, не прояви он такого открытого пренебрежения властными замашками стражей, те позволили бы остаться у пещеры человеку, за которым, как собака, ходит огромный тощий волк, и который так легко, будто шутя, проливает собственную кровь. Однако племя кентавров известно вспыльчивостью и вздорностью характера, за мудрость же прославлен один Хирон: