Легенда о гетмане. Том 1 - [6]

Тем временем небосклон порозовел. Первые лучи дневного светила озарили степь, и отряд Хмельницкого неторопливой рысью двинулся на юг все дальше вглубь Дикого поля. Здесь проходил печально знаменитый Черный шлях, начинавшийся у днепровских порогов за Переволочной и Кичкасовым перевозом и доходивший до самого Чигирина. Прямой, как стрела, утоптанный за полторы сотни лет миллионами конских копыт, этот степной тракт ассоциировался в народной памяти с опустошительными набегами татар на окраины Литвы и Речи Посполитой на протяжении последних полутора веков. Еще в 1482 году крымский хан Менгли Гирей проложил этот наиболее короткий путь к Киеву, пленив тогда самого киевского воеводу Ивана Ходкевича с его домочадцами и угнав в Крым десятки тысяч киевлян. С тех пор не проходило и года, чтобы татарская орда не вторгалась по нему в пределы Литвы и Речи Посполитой.

Черный шлях был самой короткой и прямой дорогой на Сечь. Отряд Хмельницкого двигался по нему, все дальше углубляясь в степь. Хотя, по уверениям Богуна, польских разъездов в этих местах уже не было, Хмельницкий соблюдал все меры предосторожности, опасаясь, что они могут наткнуться на один из отрядов, нередко высылаемых из Кодака комендантом Гроздицким на несколько десятков верст от крепости по обеим сторонам Днепра.

Обычно для конного всадника путь от Чигирина до Запорожья занимал 5–6 дней, но Хмельницкий не видел причин особенно торопиться. В то время, как его отдохнувшие и повеселевшие спутники ехали, перебрасываясь короткими репликами и шутками, а кто-то даже порой затягивал песню, Богдан по мере приближения к днепровским порогам становился все сумрачнее. Тревожные мысли угнетали его. Сейчас, когда непосредственная опасность его жизни больше не угрожала, мозг его терзал один лишь вопрос: что делать дальше?

События последних двух лет, результатом которых стало объявление его вне закона, вновь и вновь всплывали в памяти чигиринского сотника…

…Начало 1645 года, казалось, не предвещало никаких перемен в размеренной и наполненной повседневными заботами жизни Богдана Хмельницкого, который совсем недавно перешагнул за пятидесятилетний рубеж. Хутор Субботово, что в восьми верстах от Чигирина, на самом краю Дикого поля, достался его отцу в давние времена в дар еще от черкасского старосты Даниловича, у которого Михаил Хмельницкий, выходец из мелкой русской шляхты местечка Хмельник Люблинского воеводства, был в то время писарем по взиманию податей. Сейчас Субботово хутором уже было назвать трудно, заботами рачительного хозяина он превратился в настоящее село с каменной церковью и погостом. Обширные земли свои Богдан сдавал в аренду тем поселянам, кто убегал от ужесточавшегося панского гнета с Волыни и Полесья, поэтому вскоре его усадьбу стали окружать постройки полудюжины арендаторов или, как их называли на Украйне — подсуседков. Плату за аренду он установил не высокую, а порой и вовсе ее не требовал. Тем не менее, его хозяйство процветало. На току в хорошие годы стояло до четырехсот копен хлеба, в конюшне всегда было наготове 4–5 строевых лошадей, не считая тех, что предназначались для работы в поле. На обширном лугу, выходившем к Тясмину, выпасались коровы и овцы, в реке плавали сотни уток и гусей. Была у Богдана и своя пасека, и мельница. Любой усталый путник, оказавшийся в Субботово, мог рассчитывать и на кров, и на еду у хлебосольного хозяина.

Богдан женился довольно поздно, в возрасте 35 лет. Жена его Ганна, дочь известного на Запорожье казака Семена Сомка, родила ему трех сыновей и двух дочек, затем в результате послеродовых осложнений долго болела ногами и вскоре умерла. Уже больше двух лет Богдан вдовствовал, разрываясь между семейными заботами и службой.

В тот весенний майский день он находился у себя на хуторе в зеленом саду, где росли вишни, яблони, сливы и даже несколько деревьев миндаля, в окружении своих детей. Солнце еще не высоко поднялось над горизонтом, но уже припекало. Сотни пчел деловито гудели среди деревьев, собирая с их цветов свою медовую дань. В тени деревьев утренняя прохлада еще сохранялась, тем более, что со стороны Тясмина дул слабый ветерок. Богдан сидел на невысокой скамеечке в одной полотняной рубахе и широких просторных шароварах, наслаждаясь редкими минутами общения с детьми. Старший Тимофей, хорошо уже развившийся четырнадцатилетний подросток, считал себя настоящим казаком, которому не пристало общаться с младшими братьями. Лицо его, не отличавшееся особой красотой, обычно было хмурым и сосредоточенным. Сейчас он вместе со своим неразлучным дружком Петром Дорошенко стоял рядом с отцом, свысока посматривая на младшего себя на два года Андрея и пятилетнего Юрия. Дочери Екатерина и Елена сидели возле отца на низеньких стульчиках и вышивали цветными узорами льняные рушники. Старшей из них исполнилось тринадцать, а младшей десять лет. Рядом с ними тоже с пяльцами в руках пристроилась и недавно приехавшая в Субботово погостить дальняя родственница Хмельницкого пятнадцатилетняя Оксана, дочь его двоюродного племянника Павла Яненко. Малороссийские девушки созревают рано и красавица Оксана не была исключением из их числа. Дорошенко, который был года на два старше Тимоша, украдкой бросал на нее восхищенные взгляды. Юная кокетка в свою очередь незаметно посматривала на молодого казака из-под длинных ресниц.