Легенда Горы. Если убить змею. Разбойник. Рассказы. Очерки - [35]

Хасан никогда ничего не боялся. Смерть представлялась ему желанной, как райский сад. У него почему-то не отобрали складного ножа. Не всякий решался подойти к такому отчаянному смельчаку, как Хасан, — не каждый жандарм, разбойник или убийца, если даже они были далеко не из трусливого десятка. Да что там, Хасан — человек не простой. Он заглядывал в глаза самой смерти, жил, можно сказать, в ее владениях, столько всего перенес, что другим и не снилось. Рядом с ним могли встать только такие же, как он: повидавшие изнанку жизни — смерть.

Благодаря дружескому расположению Хасана ко мне никто больше не приставал. А если все же кто-нибудь и осмеливался, то в ту же минуту ловил на себе угрожающий взгляд моего друга и, смешавшись, спешил отойти подальше. Если бы Хасан только пожелал, он, несмотря на свою тщедушность, мог бы стать «хозяином» в этой тюрьме, наполненной самыми отпетыми головорезами.

И после того, как кончился наш срок — а выпустили нас с ним в один день, — я продолжал встречаться с Хасаном. Через месяц поехал к нему в деревню и прогостил две недели. Меня поразило, что и там, среди односельчан, он так же молчалив, как и в тюрьме. Никому слова не скажет — ни бабушке, ни дядьям своим, ни братьям двоюродным, ни прочей родне. Казалось, он дал зарок ни с кем не говорить. «Если б не ты, — признался он, — я, пожалуй, забыл бы человеческую речь».

Мы еще долго с ним дружили, но в конце концов потеряли друг друга из виду.

Траур по отцу длился недолго. Мать занялась хозяйством, как будто случившееся не имело к ней никакого отношения. У отца было много земли и, кроме того, два трактора, небольшой грузовичок, несколько телег с конской упряжью, сеялки. По всей Чукурове на много дёнюмов[9] раскинулись его хлопковые, кунжутные, рисовые, пшеничные угодья. После убийства мужа Эсме сама стала вести все это большое хозяйство. И великолепно справлялась. Она была обучена и письму, и счету: у себя в деревне окончила начальную школу. Сразу же взяла все в свои руки и недвусмысленно дала понять, что ни в чьей помощи не нуждается. Не нуждается и не будет нуждаться впредь.

Несколько месяцев спустя бабушка призвала к себе Хасана:

— Иди сюда, несчастный ты мой сиротинушка.

Она привлекла его к себе и, обливаясь слезами, запричитала. Голос у нее был низкий, томный. Наконец она успокоилась и протянула внуку пару сверкающих башмаков, которые в то утро привез из Козана Мустафа — младший из дядьев. Он больше всех был привязан к Халилю и к своему маленькому племяннику. Следом за башмаками бабка вытащила из пестрого бумажного пакета новую одежду. Очень уж хотелось ей полюбоваться внуком в обновах. Хасан тут же переоделся.

Бабушка была совсем старая, но все еще красивая. Рослая, статная, она горделиво задирала острый подбородок и смотрела на всех свысока своими громадными раскосыми черными глазами. После смерти сына, отца Хасана, она ни разу не улыбнулась. Целыми днями бродила по деревне и все плакала, плакала. А ведь прежде бабушка была веселая. Хасан не мог себе и представить ее иначе, кроме как с улыбкой на лице. А видеть ее такой печальной, убитой горем, причитающей по мертвому сыну было выше его сил.

Хасан переоделся в обновы, подпоясался. Бабка глянула на него, и впервые улыбка осветила ее лицо. Впервые за долгое время. Не к лицу ей были скорбь и печаль. Когда Хасан сказал ей об этом, она тяжело вздохнула:

— Ах, дитя мое бедное! Единственная память на земле о моем Халиле! Ах, участь моя горькая! Потеряла сына! Пока он не отомщен, не смогу я спокойно сойти в могилу. И в могиле не смогу спокойно лежать. Кости мои изноются. Виновница смерти моего сына как ни в чем не бывало разгуливает у меня перед глазами. И не просто разгуливает — душу мою терзает. Мало того. Хочет оставить своего прекрасного, как райский цветок, ребенка, замуж выйти. Еще земля не успела засохнуть на могиле сына моего, а она уже собирается вторично замуж. Я сказала твоим дядьям, Мустафе и Ибрагиму, пусть не мешают ей делать что хочет, но внук мой, сказала я, сын моего сына Халиля, мой маленький йигит, останется с родственниками отца. О, как он похож на своего отца — и будет таким же йигитом! Если его мать выйдет замуж, разве мой внук, мой черноглазый, будет жить с отчимом? Разве мой Хасан подчинится отчиму? Ни за что!!! Разве мой внук сможет жить рядом с женщиной, виновной в смерти его отца? Женщиной, которая пустит в свою постель чужого мужчину? Мой внук… — Зарыдав, бабка обняла Хасана.

Хасан был совершенно сбит с толку. Бабушка все время на что-то намекала. На что? Не зря же она говорила: убийца твоего отца — твоя мать.

Хасан вернулся домой. Заметил, что мать веселее обычного. Все время смеется, звонким голосом отдает распоряжения поденщикам, что-то обсуждает с трактористом. В тот день Хасан не мог смотреть на нее. Она попыталась обнять его, приласкать. А он оттолкнул ее. Мать сказала, что ей очень нравится его новая одежда, она ему к лицу. И обувка хорошая. Все же, как он ни отбивался, она крепко прижала его к себе. Он был холоден как лед. Эсме принялась тормошить сынишку. Его охватила оторопь. Поняв, что с сыном творится что-то неладное, мать оставила его в покое. Долго и пристально смотрела ему в лицо, наконец тяжело вздохнула: