Ледяной призрак. Истории с «Титаника» - [35]

Джеймс Биссет, будущий капитан компании «Кунард», вспоминает, как сдавал экзамен на должность первого помощника капитана в 1905 году в возрасте 21 года. До этого он служил учеником-матросом, а впоследствии вторым помощником капитана во время четырех кругосветных путешествий (на барке водоизмещением 1098 тонн и судне с полным парусным вооружением, водоизмещением 1323 тонны, которые перевозили уголь и гуано), но ни разу не отправлялся в плавание на пароходе. «Здравый смысл подсказывал мне, что парусные суда были обречены на вымирание, они не выдерживали конкуренции с пароходами, однако в 1905 году все еще существовали сотни парусных судов, бороздящих морские просторы под британским флагом и еще сотни под американскими, французскими, немецкими, скандинавскими флагами и флагами других государств. Они принадлежали зубрам, старому поколению, и продолжали использоваться, несмотря на увеличивающиеся финансовые трудности, в силу привычки, обретенной вследствие вековых традиций». Офицеры поколения Биссета — он родился в 1883 году — понимали, что служба на пароходах оплачивается выше и условия плавания намного лучше, рейс занимает меньше времени и можно быстрее получить повышение. Однако Биссет чувствовал, что многое потерял, когда в 1905 году перешел на службу с парусного судна на пароход: «Больше не приходится карабкаться наверх с риском сорваться и погибнуть или повредить руки и ноги, когда во время бушующего урагана вы убираете или ставите паруса; больше нет утомительного такелажного дела; вы больше не изнемогаете от жары и зноя во время штиля и не голодаете, потому что из провизии в наличии есть только испорченная свинина и засохшие бисквиты!

Но… нет большего умиротворения и спокойствия, чем те ощущения на борту парусного судна, когда вы дремлете, а корабль движется вперед на всех парусах; нет большей радости, чем наслаждаться восходом солнца в море; ничто не возбуждает больше трепета, чем тот момент, когда вы поднимаете глаза и перед вами предстают грациозные изогнутые паруса. А в оставшуюся часть своей морской карьеры я буду выходить в море в продолговатых стальных коробках с трубами, из которых идет дым, у которых стучат двигатели, вибрируют винты, дребезжат деррик-краны и грохочут лебедки. Я буду разодет в форменный мундир подобно любящему наряжаться щеголю, чтобы пассажиры восторгались мной, и возможно мне посчастливится хоть немного попрактиковаться в морском деле».

Презрение, испытываемое этими суровыми людьми к новым легким условиям морской службы, передано в поэме Киплинга, написанной на рубеже 90-х годов XIX века:

«Чтоб в каютах были мрамор и всякий там клен,

Брюссельский и утрехтский бархат, ванны и общий салон,

Водопроводы в клозетах и слишком легкий каркас».

Но для пассажиров путешествия на пароходах стали более благоприятными и комфортными, чем путешествия на парусных судах. В 1872 году переход из Ливерпуля в Нью-Йорк на парусном судне занимал 44 дня; а на пароходе — менее двух недель. Во время перехода Атлантики на парусных судах умирал один из 184 пассажиров, а на пароходах один из 2195 пассажиров. Особенно уязвимыми были маленькие дети. Тела умерших заворачивали в парусину, к которой прикрепляли мешок с песком, и опускали за борт, а капитан читал отрывок из поминальной молитвы. «Умбрия» (1884; 7718 тонн) стало последним судном компании «Кунард», пересекающим Атлантику, которое в дополнении к двум дымовым трубам было также оснащено парусами. Лайтоллер, важный свидетель истории «Титаника», родился в фабричном городке Чорли в Ланкашире. Его мать умерла через месяц после рождения мальчика. Отец уехал в Новую Зеландию, после того как разорился его бизнес, и оставил Чарльза Герберта него сестер на попечении дяди и тети. Они отправили мальчика учиться в среднюю школу города Чорли, где он не отличался примерной успеваемостью. В школе ему вбивали основы религии, пороли ремнем и лишали карманных денег. Когда он решил, что хочет прекратить эти издевательства и уйти на корабле в море, дядя очень обрадовался, это означало, что с его плеч спадет груз заботы о юноше. В 1888 году, когда Чарльзу не было еще полных 14 лет, он поступил матросом-учеником на стальную четырехмачтовую барку «Примроуз Хилл» (Primrose Hill) водоизмещением 2500 тонн. Он заплатил 40 фунтов стерлингов в качестве залога, подписал договор, в котором обещал держаться подальше от таверн и не разглашать секреты своего хозяина. Таким образом, он оказался привязан к своим работодателям на четыре года, по истечении которых без какого-либо выходного пособия он должен был в совершенстве овладеть морской наукой. Ему выдали бушлат, теплые брюки, два комбинезона, теплое нижнее белье, резиновые сапоги и специальные носки, штормовку с капюшоном, два комплекта формы, в которой можно сходить на берег, нож и соломенный матрас — все это было упаковано в матросский сундучок. Юношу разместили на полупалубе в тесном дурно-пахнущем помещении, где спали матросы, и куда можно было попасть по крутой лестнице с верхней палубы.

Это была суровая жизнь, однако она научила дисциплине, привязанности друг к другу и работоспособности юношей, которые часто ощущали себя брошенными на произвол судьбы, забитыми и ненужными в отчих домах. Бертрам Хейс, офицер, служивший на пароходах компании «Уайт Стар», бороздящих воды Атлантики, вспоминает, чем он питался, когда был юнгой: «Бисквиты, которые мы обычно называли «Ливерпульские сухари», были настолько черствыми, что разбить их можно было только или молотком, или о кость грудины. В них очень быстро заводились жуки после того, как корабль уходил в море. Я не мог заставить себя есть говяжью и свиную солонину и очень завидовал тем, у кого это получалось. Мы называли говядину «соленой кониной«…она была настолько жесткой, что многие моряки вырезали из нее модели кораблей». Однако неприятности не ограничивались одними личинками жуков. Лайтоллер вспоминает свой первый рейс на судне «Примроуз Хилл»: «Становилось все жарче и жарче, в швах палубы начала закипать смола, мы прилипали к ней, и кожа ступней покрывалась волдырями. Произошло еще иое-то. Это кое-что в форме крыс и тараканов стало выползать иэ-под палубы». Лайтоллер и его судовые товарищи убивали крыс деревянными штифтами для закрепления каната или же просто давили, наступая на них босыми ногами. С наступлением ночи, когда все засыпали, крысы грызли ногти на их ногах и мозоли на пятках, а утомленные работой люди даже не просыпались. Тараканы достигали практически двух дюймов в длину, и «у них была такая же привычка объедать наши ступни, — вспоминает Лайтоллер. — Для них у нас хранилась емкость с очень едкой щелочью и небольшая щетка с ручкой длиною два фута, и когда они очень распоясывались, легкий удар щеткой, которую обмакнули в щелочь, усмирял их прыть».