Ледяной поход (с Корниловым) - [8]
Село Чалтырь - очень богатое. Жители его - армяне. Мы ждали радушного приема; но жители сторонятся нас, стараются ничего не продавать, а что продают, то по крайне дорогой цене.
В разговорах с ними пытаешься рассеять неприязненное отношение, но наталкиваешься на полное недоверие и злую подозрительность.
Стоим день. На другой, поздним вечером, получен приказ: отойти на Хопры.
Вышли в степь. Мороз, ветер, темь, метель. Засыпает снегом, трудно вытаскиваются ноги, колонна растянулась по одному… Идем, вязнем в снегу; остановились - дороги нет. Ветер налетает, гудит по винтовкам. "Провод телефонный ищите! по нему пойдем!" - кричит кто-то. Люди толпятся, как стадо, мерзнут, ругаются, лезут по снегу искать дорогу. Слышны голоса: "руку отморозил", "давай сюда винтовку!", "оттирай, оттирай скорей!". Начинается легкая паника. Трут друг другу руки, лица. Более слабые стонут.
Наконец нашли дорогу, опять поплелись по глубокому снегу. То и дело слышно: "пожалуйста, потри, потри, совсем замерзла, не слышу, ей-Богу…"
Кто-то едет навстречу, поравнялся с головой колонны, и все остановились. По ветру доносится раздраженный голос полк. С.: "так чего же раньше не телефонировали! Я людей обморозил!" - "Генег'ал отменил приказание,- отвечает лейб-улан. полк. Гершельман,- вам надо возвратиться в Чалтыг'ь".
Среди отряда ропот, ругань… "сволочи, это всегда у нас так!", "сидеть в вагоне-не в степи мерзнуть", "безобразие, не могли раньше позвонить!".
"Я впег'ед поеду, полковник",- говорит Гершельман, садится в сани и скрывается в холодной темноте.
Повернули назад. Теперь еще холоднее, ветер бьет в лицо. Люди торопятся, сбиваются с дороги, еще чаще: "потрите, господа, ради Бога", "ох, не могу идти". Останавливаются кучки, некоторых оттирают, других еле-еле ведут под руки. "Господа, капитан в поле остался",- кричит кто-то. "Ну, что же делать, из села пошлем подводу",- отвечают другие, торопясь вперед.
Огоньки - пришли в Чалтырь. Поверка людей - трех недостает. В поле едет подвода и два офицера: искать.
Из ста двух человек 60 обморозились. Тяжело обмороженных отправляют на Хопры ив Ростов.
Полк. С. доносит, требует теплых вещей. "Выслано, выслано",- отвечают из штаба, и мы ничего не получаем по-прежнему. Весь отряд обвязан бинтами, платками, тряпками…
А ранним утром следующего дня в хату вбежал офицер: "господин полковник! большевики наступают!" - "Как, где?" - "Разъезды уже в село въезжают, а там показались цепи…"
В ружье! всем строиться! выходить!
День зимний, яркий. Торопясь, выбегают из хат люди, поблескивая на солнце штыками. Эта окраина села возвышенней:
видно, как к противоположной подъезжают конные - игрушечные солдатики, а на ярко-белой линии горизонта появились черные, густые цепи.
"Вторая рота построиться! Будем залпами стрелять по разъездам",- кричит полк. С.
Рота вытянулась серой лентой. Лица напряженны, слегка бледны. Никто ничего не говорит. Щелкнули затворы, взлетели винтовки, шеренга ощетинилась.
"Ротта,- замерли,- пли". Гремит залп. Черненькие игрушечные фигурки-кавалеристы остановились, метнулись…
"Ротта-пли!"-Залп! Фигурки повернулись, вскачь несутся к цепям.
"Скачут, сволочи,- бросает полковник,- рота - пли".
Вж… вж…- шуршит в ответ шелковой юбкой первая шрапнель, и за нами вспыхивает белое, звонкое облачко.
"Перелет",- говорит кто-то…
На взмыленной, задохнувшейся лошади подскакал ординарец: приказано отойти к Хопрам. Начали отступление. По белому, топкому снегу, блестящему миллионами цветов и блесток, растянулись черными пятнами две цепи, а сзади, застилая горизонт, густыми, черными полосами движутся на нас большевики.
"Смотрите, у них кавалерия на фланге",- говорит кто-то.
Видно, как справа от пехотных цепей, мешаясь, неровно колышется кавалерия.
Глухой выстрел! приближаясь, свистит снаряд… по нас, по нас… нет… перелет… по первой цепи… с визгом и звоном взрывает белый снег граната, оставляя черное пятно. Люди упали. Все ли встанут? - нет, встали, цепь движется.
Чаще, чаще свистят, рвутся снаряды. Большевики движутся быстро, наседают, наседают…
Скачет второй ординарец: приказано занять позицию южнее станции Хопры - станцию оставили.
Перелезли поросший кустарником овраг, рассыпались по возвышенности и залегли.
Впереди открытая белая степь, по ней ползут черные полосы-цепи, влево и вправо от них уступами колышется кавалерия…
Над нами звонко рвутся белые облачка шрапнелей. Около нас с визгом роют землю гранаты…
Но вот и за нами приятно громыхнуло: наша бьет. Еще, еще, и через головы с воем уходят снаряды. Все жадно ловят: как разрывы?
"Недолет", "Хорош", "Прямо по цепям",- слышится возглас…
Артиллерия бьет часто и метко. В цепях большевиков замешательство. Залегла первая - остальные остановились. Видно, как смыкаются, толпятся… "Смотрите, смотрите, товарищи митингуют!"
Вместо цепей на снегу уже пятна, неровные, колеблющиеся.
Вот опять медленно расходятся, передняя цепь двинулась вперед, наступают…
Рвутся их снаряды, и клокочут уходящие наши. Пулеметчик прижался к пулемету. Пулемет ожесточенно захлопал, дрожит, выбрасывает струйку белого дымка и рвется вперед, как скаковая лошадь. Пиу… пиу…- свистят, мягко тыкаясь, пули. Защелкали винтовки. Серые фигуры вжались в белый снег. Лица бледны, серьезно-ожесточенны. Глаза выбирают черные точки на противоположной дали, руки наводят на них винтовки, глаза зорко целятся…
Автор этой книги — видный деятель русского зарубежья, писатель и публицист Роман Борисович Гуль (1896–1986 гг.), чье творчество рассматривалось в советской печати исключительно как «чуждая идеология». Название мемуарной трилогии Р. Б. Гуля «Я унёс Россию», написанной им в последние годы жизни, говорит само за себя. «…я унес Россию. Так же, как и многие мои соотечественники, у кого Россия жила в памяти души и сердца. Отсюда и название этих моих предсмертных воспоминаний… Под занавес я хочу рассказать о моей более чем шестидесятилетней жизни за рубежом.».
Эмиграция «первой волны» показана в третьем. Все это и составляет содержание книги, восстанавливает трагические страницы нашей истории, к которой в последнее время в нашем обществе наблюдается повышенный интерес.
Роман "Азеф" ценен потому, что эта книга пророческая: русский терроризм 1900-х годов – это начало пути к тем "Десяти дням, которые потрясли мир", и после которых мир никогда уже не пришел в себя. Это – романсированный документ с историческими персонажами, некоторые из которых были еще живы, когда книга вышла в свет. Могут сказать, что книги такого рода слишком еще близки к изображаемым событиям, чтобы не стать эфемерными, что последняя война породила такие же книги, как "Сталинград" Пливье, "Капут" Малапартэ, которые едва ли будут перечитываться, и что именно этим может быть объяснено и оправдано и забвение романа "Азеф".
Царствование императора Николая Павловича современники оценивали по-разному. Для одних это была блестящая эпоха русских побед на поле брани (Кавказ, усмирение Польши и Венгрии), идиллии «дворянских гнёзд». Для других – время «позорного рабства», «жестокой тирании», закономерно завершившееся поражением в Крымской войне. Так или иначе, это был сложный период русской истории, звучащий в нас не только эхом «кандального звона», но и отголосками «золотого века» нашей литературы. Оттуда же остались нам в наследство нестихающие споры западников и славянофилов… Там, в недрах этой «оцепеневшей» николаевской России, зазвучали гудки первых паровозов, там выходила на путь осуществления идея «крестьянского освобождения».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.
Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.