Ледяной клад - [25]

А Василий Петрович между тем с прежней категоричностью в голосе разъяснил, что решение Цагеридзе отказаться от положенной ему квартиры - и глупое, и смешное, и вредное. Тогда так и пойдет дальше. Надо будет отказаться и от премиальных, и от разъездной лошади, а потом, чего доброго, и от зарплаты. При этом Василий Петрович выразительно посмотрел на левую ногу Цагеридзе.

- Да на кой хрен это все я тебе говорю! - вдруг оборвал он себя. - У меня своя работа. Баланс. За начальника мне теперь ворочать мозгами не надо. Вопросов ко мне более нет никаких?

Было видно, что новый начальник ему тоже не понравился. Цагеридзе это понял и в душе даже обрадовался - это давало свободу, так сказать, к взаимности. Но он спокойно поднялся, приблизился к бухгалтеру и доверительно тронул его за рукав.

- Есть вопрос. Вы тут положение с жильем знаете лучше меня. Если совсем в расчет не брать этот "котеж", где я могу поселиться?

Толстая нижняя губа у Василия Петровича весело приподнялась и вновь упала.

- Кросворт? - спросил он. - Отгадать, которым словом "котеж" заменить можно? Пять буквочек, на "к" начинается... Хитер, начальник! Люблю кросворты. Только нету такого слова. На пять буквочек. Есть короче. И с другой буквочки. Слева направо, справа налево читается одинаково.

- Я вас спрашиваю совершенно серьезно, - сказал Цагеридзе.

- А серьезно - как Лопатин. По тем же адресам. Примут. Не то - пробуй с Баженовой. Лопатин до нее не дошел. Хорошо! Собственный дом, просторно, старуха блины печет. Чем не теща? Либо в барак поселяйся, к парням в общежитие - седьмым на койку. Без скрыпу никакого другого жилья не взять. Нету.

- Понятно. Большое спасибо.

- Могу взять и я. К себе. Пойдут разговоры...

- Спасибо.

- Сообрази. Узел, связь: начальник - бухгалтер.

- Понимаю.

- В том и дело. Но ежели хочешь - могу. А лучше пробуй с Баженовой. Он удалился.

Цагеридзе несколько минут помедлил в раздумье и вышел в приемную. Лида по-прежнему сидела за машинкой, так же старательно выискивала нужные клавиши и ударяла в них отрывисто, коротко, словно боясь обжечь пальцы.

- Лидочка, вот что: вызывать коменданта не нужно. Все прекрасно решилось и без него. Увидите коменданта - передайте: с квартирой Цагеридзе уже устроился. Я буду жить пока здесь, у себя в кабинете. Спать на диване. Доха у меня превосходная. Притом хозяйка дома строгая, шуток не любит, не позволит проспать.

Девушка испуганно подняла голову. Рука у нее упала куда-то совсем не на клавиши, и каретка у машинки свободно и быстро покатилась влево. Тоненько ударил сигнальный звонок.

- Жить здесь? - волнуясь, переспросила она. - Здесь?.. Нет... Тогда... нет, тогда я никак не согласная... Тогда переведите меня на какую хотите работу... Или совсем увольте меня...

И она словно окаменела, тоскливым взглядом уставилась в оплывшее ледяными натеками окно.

8

Максим, наверно, в сотый раз осторожно разматывал повязку на больной руке, легонько к ней прикладывался щекой и с особым оттенком какого-то внутреннего удовлетворения бормотал:

- Вот, понимаешь...

Михаил сидел за столом и набивал патроны. Приставив указательный палец к носу, он соображал, сколько из них зарядить дробью на белку или рябчика, сколько картечью на крупную птицу, а может быть, и на косулю, и сколько жаканами, черт его знает на кого. Хотя и зима, но тайга все-таки, а на ловца и зверь бежит.

Михаилу спалось и виделось найти медвежью берлогу, да как-нибудь так, чтобы тут же поднять зверя одному и завалить его, ни с кем не деля охотничьей славы. Бывает же, по рассказам, сплошь и рядом такое: встреча с медведем один на один. Михаил ни капельки не сомневался, что при любых обстоятельствах и медведя он срежет первым же выстрелом.

Служа в армии, Михаил стрелял неважно. Здесь, на Ингуте, он словно преобразился - на тридцать шагов стал без промаха попадать жаканом в консервную банку. И объяснял: "Это, Макся, закон природы. Не помню точно, Ньютон, кажется, тоже в школе учился на двойки, а потом всемирное тяготение открыл. Жизнь, она, брат, каждому образования добавляет".

- Вот, понимаешь... - Максим в сотый раз любовался своей заживающей рукой со следами двух хирургических разрезов и в сотый же раз повторял, что дело могло бы запахнуть кислым, если бы он не сходил в медицинский пункт Читаутского рейда. - Ведь не простой нарыв оказался. Абс-цесс. Понимаешь?

Михаил пожимал плечами.

- Правильно. А я тебе, дураку, разве еще сразу не говорил - с микробами не шути?

Максим эти слова Михаила пропускал мимо ушей.

- Могла бы, понимаешь, получиться флегмона...

- И гангрена.

- ...и гангрена. Так и она мне сказала.

- Может, еще и полное заражение крови. Как это - сепсис?

- Может, и сепсис. А когда, понимаешь, резать она замахнулась, ножичек у нее...

- Ланцет.

- ...ланцет у нее вот такой, блестит да еще прямо из кипятка вынутый, горячущий. Спрашивает: "Хотите, укол вам сделаю? Заморожу". Понимаешь, чтобы без боли. А я говорю: "Спасибо, не надо, я и так никогда никакой боли не чувствую". Ну ведь стыдно же было просить: уколите. А кы-ак полоснула она этим самым раскаленным ланцетом по руке, да второй раз, на глубину до самого сердца - кровища, дрянь всякая брызнула... Ну, понимаешь, я и... промок...