Ледяная кровь - [28]

– Спасибо, что вы так быстро меня приняли, матушка. Я знаю, как вы заняты.

– Не за что. Вы так редко приезжаете к нам. Вы уже оправились после этого чудовищного процесса? Как поживает наш любезный озорник Клеман?

– Чудесно. Он стал мне еще более дорог с тех пор… – Аньес не закончила фразу, уверенная, что аббатиса поняла намек на Матильду. – Что касается процесса, я стараюсь забыть о нем, вплоть до малейших подробностей, хотя сомневаюсь, что мне это удастся… Мне нужно рассказать вам об удивительном визите, случившемся тогда, когда я находилась в мрачном застенке…

Элевсия внимательно слушала ее, изображая полнейшее неведение.

– Ко мне приходил ваш племянник-госпитальер.

– Неужели? – вымолвила аббатиса со столь наигранной непринужденностью, что Аньес догадалась о том, что той все было известно.

Аньес продолжала:

– Ах… я подумала, что это вы прислали его, чтобы поддержать меня. Признаюсь, что не понимаю, как он узнал о моем заключении. К тому же я даже не догадывалась, что ему известно о моем существовании.

Бледные щеки аббатисы порозовели, когда она была вынуждена солгать:

– Возможно, я рассказывала ему о вас, о вашей тяжелой жизни в Суарси.

– Понимаю… Но я думала, что ваш племянник находится на Кипре.

– Да, это так. Он приписан к цитадели Лимассол.

Аньес все меньше следила за ходом разговора. Заметное смущение и очевидная ложь Элевсии беспокоили ее и подтверждали смутные догадки. Затевалось нечто такое, что непосредственно касалось ее, но было недоступно пониманию Аньес. Мадам де Суарси колебалась. Учтивость требовала, чтобы она прекратила настаивать, поскольку ее собеседнице не хотелось говорить на эту тему. Тем хуже для учтивости! Элевсия что-то знала, и Аньес преисполнилась решимости выведать у нее правду.

– Как-то раз вы говорили мне о нем. О ваших родственных связях, о вашей материнской любви к нему.

– Он сын моей сестры Клэр. После ее гибели в Сен-Жан-д'Акр мы с моим покойным мужем – у нас не было детей – воспитывали Франческо как родного сына. Он дал нам то, чего не хватало нашему союзу. Мы все питали друг к другу нежную любовь, – улыбнулась аббатиса, погрузившись в сладостные воспоминания о своей жизни до Клэре.

Аньес уцепилась за откровения Элевсии.

– Я… Вот почему я осмелилась приехать сегодня к вам… Господи Иисусе, как мне не хватает слов… Я думала… Странное чувство, оставшееся у меня после короткой встречи с вашим дражайшим племянником, я сначала приписывала своему лихорадочному состоянию и изнеможению. Тем не менее…

– Странное, говорите?

Что-то не клеилось. Казалось, Элевсия нисколько не удивилась, услышав, что ее приемный сын приезжал в Алансон. Она тем более не спросила, что за причины побудили рыцаря встретиться с Аньес. Однако лицо ее омрачилось. Становилось ясно, что аббатиса уклоняется от прямых ответов. Теперь Аньес не сомневалась, что все жуткие события, чуть не отнявшие у нее жизнь, тесно связаны между собой. Эд, ее сводный брат, был всего лишь гнусным исполнителем плана, недоступного его пониманию. Аньес сухо потребовала:

– Мадам, прошу вас, отнесите на счет того огромного страха, что я испытываю, мою настоятельную просьбу. Мне необходимо знать… И ваше смущение заставляет меня думать, что вы в состоянии просветить меня.

Неожиданная реакция аббатисы озадачила Аньес. Элевсия резко встала. От острой боли ее лицо исказилось, но вместе с тем в ее глазах лучилась бесконечная нежность. Тоном, не терпящим возражений, она сказала:

– Уезжайте, мадам. Мне надо заняться… У нас был пожар… и манускрипты пострадали.

– Нет, было бы недостойно вашего положения, вашего звания отказать мне в этой просьбе. Знаете ли вы, что мне пришлось пережить?

Элевсия де Бофор боролась со слезами, затуманивавшими ее взор. И все же она взяла себя в руки и выдохнула:

– О… я знаю, я это чувствовала своей кожей так остро, что вы даже представить себе не можете.

Видения и кошмары не давали аббатисе ни малейшей передышки. Ремни со всей силой опускались на ее спину, разрывая кожу. А эти жгучие укусы соли, которую чудовище-инквизитор сыпал на ее раны! На раны Аньес, терзавшие плоть Элевсии.

– Помилосердствуйте, не оставляйте меня в неведении, – умоляла молодая женщина. – Вы говорите, манускрипты пострадали? Какие манускрипты? Теория Валломброзо? – импульсивно выкрикнула Аньес.

Ледяная рука коснулась щеки Аньес. Элевсия де Бофор прошептала:

– Мне не подобает… не сейчас, только не я. Да хранит вас Господь.

Элевсия стремительно скрылась в обогревальне под эхо своих шагов и шелест тяжелых складок платья. Ошеломленная Аньес осталась одна.

Послушница бросилась к Аньес и предложила помочь ей сесть в седло. Улыбнувшись, дама де Суарси отказалась от любезного предложения, объяснив молоденькой девушке с удивительными светло-желтыми глазами:

– Я сама справлюсь… Мне… просто немного мешает боль в спине, ничего страшного. И потом, вы же не всегда будете рядом, чтобы мне помочь. Премного вас благодарю.

Послушница исчезла за арочными воротами стены, окружавшей аббатство.

Едва забравшись на спину Розочки, Аньес почувствовала огромную усталость. Крупная кобыла першеронской породы спокойно ждала, пока всадница не устроится в седле.