Ледокол 2 - [4]
Говоря о книгах Резуна, следует процитировать слова сотрудника ЦРУ Филиппа Эйджи: «Черная пропаганда – это анонимный материал, приписываемый несуществующему источнику, или сфабрикованная информация, приписываемая источнику реальному».
О «популярности» книг «Виктора Суворова» на Западе среди нормальных людей говорят следующие факты: «День-М» до сих пор не издан на английском языке (!); в действительно демократических западных государствах «трактовка истории» в стиле «Ледокола» негласно преследуется законодательством, все серьезные европейские ученые-историки, и в первую очередь – английские, считают «Ледокол» «откровенной фальшивкой».
Сам собой возникает вопрос: зачем Резуну подобное «сочинительство», да еще в таких количествах? Ответ, думается, прост: чтобы не пополнить [15] ряды английских безработных. Вспомните опыт Шахерезады.
Зачем макулатура, подписанная именем «Виктор Суворов», западным спецслужбам, тоже не является тайной. Миф о кровожадных планах Сталина относительно захвата Германии и всей Европы в июле 1941 года оказался весьма кстати для ряда политиков и профессионалов психологической войны. Западного налогоплательщика надо держать в страхе, чтобы он не жалел денег на борьбу с таким «монстром», как ГРУ; пересмотр ялтинских соглашений нуждается в «документальной основе» и т. д.
С одной стороны, появление «Ледокола» (основой которого стала «сенсационная» статья, опубликованная в 1985 году в издаваемой в Париже на деньги спецслужб эмигрантской газете «Русская мысль») было выгодно тем силам в Европе, которые хотели ослабить пропагандистское влияние горбачевской «перестройки», не допустить потепления политического климата. Миф об извечном коварстве русских, о всегдашних агрессивных планах Кремля мог и дальше подпитывать изрядно потускневший «образ врага».
С другой стороны, в Германии начались бурные дебаты о характере и ходе немецкой истории и природе немецкого нацизма. Частью германских ученых неофашистского толка была предпринята попытка реабилитации нацистского режима.
Участник так называемого «спора историков» профессор Нольте, например, призвал «отказаться считать нацизм необычным и не имеющим оправдания явлением», приводя пример «параллелизма в истории других стран, в частности «классовые убийства», совершавшиеся большевиками, и «искоренение [16] Сталиным целых групп населения». Тот же Нольте расценивал внешнюю политику Гитлера как «вполне рациональную и отвечавшую интересам немецкого государства ввиду угрозы с Востока..» В этих условиях идеи Резуна были с восторгом подхвачены многими неофашистами из числа т. н. «ревизионистов», в том числе и в Германии.
Например, искреннее удивление у западных ученых вызвало сообщение известного американского историка – «ревизиониста» о том, что «взгляды Резуна не являются в США политически корректными», в то время как в России они фактически положены в основу одного из наиболее «политически корректных» и «прогрессивных» изданий, выпущенных на грант Фонда Форда.
Однако «случай» в Германии сложнее – те, кто там поддерживает Резуна, пытаются каждый раз отмежевываться от неонацистов, которые видят в «Ледоколе» оправдание не столько Германии, сколько именно нацизма и Гитлера.
«Неонацисты в Германии вынуждены вести себя очень осторожно из-за опасности постоянных преследований со стороны властей, но их товарищам за границей легче. Английский неонацистский журнал «Руна» (The Rune) поместил восторженный отклик на английский перевод «Ледокола» своего ведущего автора Пола Балларда, который явно не специалист в области истории. Поэтому неудивительно, что Баллард ограничился лишь пересказом отдельных положений книги. Столь же восторженно оценил ее известный канадский публицист немецкого происхождения Эрнст Цюндель, не скрывающий своих симпатий к германской стороне в годы войны и также не являющийся ученым-историком». [17]
По словам Г. Городецкого, книга Резуна «написана в процветающем жанре заговорщицкой психологии. Она внушает читателю, что значимые события нельзя объяснить обычными категориями; теория заговора, или заговорщицкий менталитет, превосходит ординарные свидетельства. Заговорщицкая психология, или «история, рассказанная в виде народного мифа», исключительно действенна во время перехода от тоталитаризма к демократии. Теория заговора в том или ином обличий легко завоевывает умы и не воспринимает опровержения, с особой силой она проявляется при объяснении ключевых моментов истории, насыщенных информацией и фактами и тем самым подверженных постоянным ревизиям».
Резун, видимо, недаром начал занятие информационно-аналитической работой с написания глубокомысленного реферата «Сионизм и разведка». Фактически теория заговора предназначена для работы с т. н. низовым уровнем массового сознания («кухонные» разговоры, сплетни, слухи и т. п.). В литературе подобного сорта обычно действуют всемогущие злодеи (Фантомас, Фу Манчи, Мировое правительство и т. д.), организующие всевозможные заговоры («сионистские», «империалистические», «масонские» и т. п.).
В «Ледоколе» роль злодея Фантомаса отводится Сталину, ну а заговор соответственно не «сионистский», а «коммунистический». В данном случае неважно, соответствует ли написанное действительности.
Одержимость бесами – это не только сюжетная завязка классических хорроров, но и вполне распространенная реалия жизни русской деревни XIX века. Монография Кристин Воробец рассматривает феномен кликушества как социальное и культурное явление с широким спектром значений, которыми наделяли его различные группы российского общества. Автор исследует поведение кликуш с разных точек зрения в диапазоне от народного православия и светского рационализма до литературных практик, особенно важных для русской культуры.
2013-й год – юбилейный для Дома Романовых. Четыре столетия отделяют нас от того момента, когда вся Россия присягнула первому Царю из этой династии. И девять десятилетий прошло с тех пор, как Император Николай II и Его Семья (а также самые верные слуги) были зверски убиты большевиками в доме инженера Ипатьева в Екатеринбурге в разгар братоубийственной Гражданской войны. Убийцы были уверены, что надёжно замели следы и мир никогда не узнает, какая судьба постигла их жертвы. Это уникальная и по-настоящему сенсационная книга.
В книге повествуется о жизненных путях четырёх типичных для сибирского социального пейзажа фигур: священника-миссионера П. А. Попова, крестьянина, ставшего купцом-предпринимателем, Н. М. Чукмалдина, чиновника и одновременно собирателя фольклора П. А. Городцова, ссыльного религиозного оппозиционера П. В. Веригина, живших примерно в одно время (XIX – начало XX в.) – в бурную эпоху буржуазной модернизации. Их биографии – пример различных вариантов разворачивания жизненного пути на переходном этапе развития общества.Книга предназначена для историков, краеведов, а также для широкого круга читателей, интересующихся проблемами истории края.
Том посвящен кочевникам раннего железного века (VII в. до н. э. — IV в. н. э.), населявшим степи Азии от Урала до Забайкалья. В основу издания положен археологический материал, полученный при раскопках погребальных и бытовых памятников. Комплексный анализ археологических источников в совокупности со сведениями древних авторов позволил исследователям реконструировать материальную и духовную культуру древних кочевников, дать представление об их хозяйстве, общественном строе, взаимоотношениях с окружающим оседлым населением, их экономическом развитии.
Чудесные исцеления и пророчества, видения во сне и наяву, музыкальный восторг и вдохновение, безумие и жестокость – как запечатлелись в русской культуре XIX и XX веков феномены, которые принято относить к сфере иррационального? Как их воспринимали богословы, врачи, социологи, поэты, композиторы, критики, чиновники и психиатры? Стремясь ответить на эти вопросы, авторы сборника соотносят взгляды «изнутри», то есть голоса тех, кто переживал необычные состояния, со взглядами «извне» – реакциями церковных, государственных и научных авторитетов, полагавших необходимым если не регулировать, то хотя бы объяснять подобные явления.
Предлагаемая читателю книга посвящена истории взаимоотношений Православной Церкви Чешских земель и Словакии с Русской Православной Церковью. При этом главное внимание уделено сложному и во многом ключевому периоду — первой половине XX века, который характеризуется двумя Мировыми войнами и установлением социалистического режима в Чехословакии. Именно в этот период зарождавшаяся Чехословацкая Православная Церковь имела наиболее тесные связи с Русским Православием, сначала с Российской Церковью, затем с русской церковной эмиграцией, и далее с Московским Патриархатом.