Леди в озере - [4]

Однако было важно приготовить такой ужин, чтобы Уоллес Райт был впечатлен. Куриные грудки, лежащие в морозилке, могут подождать еще один день, решила она, а мясной рулет, даже если подать его с картофельной запеканкой, – это все же не совсем то. Мэдди знала один ловкий способ приготовить говядину в горшочке, которая нравилась всем и которую гости всегда съедали подчистую. Никто из них не догадывался, что ключевой ингредиент здесь – две банки грибного крем-супа «Кэмпбеллс» и щедро добавленное вино. Хитрость заключалась в том, чтобы подать блюдо вкупе с такими вещами, которые бы говорили о фешенебельности и тщательной подготовке – сухим печеньем из пекарни «Хатцлерз», лежащим в морозилке специально для таких случаев, салатом «Цезарь», куда Милтон добавлял сыр и соус прямо за столом, как это делают официанты в ресторане «Маркони». А за тортом она отправит Сета в заведение Голдмана. Это даст ему возможность потренироваться в управлении автомобилем. Скажет ему, что он может поесть любой фастфуд, какой только пожелает, и он, конечно же, выберет что-нибудь некошерное, но для Милтона важна кошерность только того, что естся в доме.

Мэдди проверила бар, но там все было в порядке: напитков у них, как всегда, полно.

Перед ужином будет подано два раунда коктейлей – надо будет сопроводить их чем-нибудь изысканным с орехами или, быть может, подать треугольные тосты с паштетом. За ужином будет рекой литься вино, а после – бренди. На ее памяти Уолли не пил; правда, она не общалась с ним с того лета, когда ей исполнилось семнадцать. Тогда никто из них не пил спиртное. Теперь же все знакомые Мэтти делали это.

Он, конечно же, будет не таким, как тогда. Все меняются, а особенно это относится к прыщавым мальчикам-подросткам. Говорят, что мир принадлежит мужчинам, но никто никогда не скажет, что мир принадлежит мальчикам. Особенно ясно Мэдди осознала эту истину, когда Сет начал учиться в старшей школе. Тогда она сказала ему, что надо потерпеть и в конце концов он станет таким же высоким, как его отец, а лицо у него сделается чистым и красивым, и теперь эти предсказания уже сбылись.

Но сказать такое жалкому маленькому Уолли она бы не смогла. Как он тогда вздыхал по ней! Она использовала это его влечение для своей выгоды, но ведь так поступают все девушки, это в порядке вещей. Кого он пытается обмануть? Возможно, он стал выше, избавился от прыщей, привел в порядок непокорные волосы, но ведь все в северном Балтиморе знают, что он еврей. Уоллес Райт, как же!

Женат ли Уолли? Мэдди что-то такое помнила о его жене; возможно, они развелись. И его жена точно не еврейка. Для равновесия на сегодняшний ужин надо будет пригласить еще одну пару, Розенгренов: уж они-то наверняка будут смотреть на Уолли круглыми от восхищения глазами, что самой Мэдди не под силу. Она никогда не сможет смотреть на Уоллеса Райта и не видеть в нем Уолли. Интересно, так ли обстоит дело и с ним самим? Увидит ли он в ней сегодняшней, в Мэдди Шварц, прежнюю Мэдди Моргенштерн? И сочтет ли, что нынешняя версия лучше? Она была очень красивой девушкой, с этим не поспоришь, но и ужасно, можно сказать, катастрофически наивной. А после двадцати целиком погрузилась в воспитание сына, ей даже грозила перспектива стать одной из этих дурно одетых, не следящих за собой особ.

Теперь, когда ей стукнуло тридцать семь, она наслаждалась и преимуществами молодости, и теми, которые давали ей зрелость и ее нынешнее положение. Глядя на себя в зеркало, она видела красивую женщину, все еще молодо выглядящую и имеющую средства для поддержания моложавости и красоты. У нее была одна седая серебристая прядь, которую она решила считать стильной. Остальные седые волосы она удаляла.

Когда она в тот вечер открыла дверь перед Уолли, его откровенное восхищение пришлось ей по душе.

– Юная леди, ваша мать дома?

А вот это уже вызвало раздражение. Слишком уж очевидная лесть, такое можно было бы сказать какой-нибудь жеманной бабульке, наложившей чересчур много румян. Неужели Уолли в самом деле полагает, будто ей нужен такого рода фимиам? Мэдди попыталась скрыть свое недовольство, подавая первый раунд напитков и закусок.

– Вы в самом деле знали друг друга, когда учились в Парк-скул? – спросила Элинор Розенгрен, одним глотком выпив первый коктейль. Розенгрены, как и Милтон, учились в государственной старшей школе.

– Да, немного, – ответила Мэдди со смехом, призванным сказать: это было так давно, давай не будем вгонять остальных в скуку.

– Я был в нее влюблен, – сказал Уолли.

– Ничего подобного. – Она опять засмеялась, испытывая раздражение – и не чувствуя себя польщенной. Напротив, чувствовала себя осмеянной, как будто он собирался отколоть шутку на ее счет.

– Разумеется, я был влюблен. Неужели ты не помнишь – повел тебя на школьный бал, когда этот, как его, прокатил тебя?

Милтон бросил на нее удивленный взгляд.

– О, нет, он меня не прокатил, Уолли. Извини, Уоллес. За две недели до бала мы с ним расстались – это совсем не то, что прокатить. – Она бы вообще не пошла на этот бал, если бы не новое платье. Стоило 39 долларов 95 центов – отец был бы возмущен, если бы дочь его так и не надела после всех своих просьб купить.