Леди удачи - [45]

— Немного поговорили, хотя и безрезультатно, — и огляделся, — Умыться бы!

— На сегодня разминка окончена. Переходим к водным процедурам! — голосом теледиктора продолжил Суорд.

Волверстон, как всегда, первый загоготал, отчего в окошке камеры джинном из бутылки возникла физиономия стражника.

— Погодите! — пригрозил нервный караульный. — Скоро похохочете. Не хотел бы я быть на вашем месте.

И окошко с грохотом захлопнулось.

* * *

Утром Артур открыл глаза и ужаснулся — Ксав и Нэд мирно дрыхли в обнимку. Суорд быстро глянул на Блада. Тот еще спал. Артур тихо подкрался к влюбленной парочке и от всего сердца примочил Куто пониже спины. Ксав зашевелился, голова его скатилась с могучей груди Волверстона и больно стукнулась о каменный пол.

— С добрым утром! — проворчал Ксав, потирая ушибленные места. Он встал, по-кошачьи потянулся и рассмеялся, встретив разъяренный взгляд Артура.

— Смееш-шься?! — как кобра, зашипел Суорд. — Весело тебе? С-скотина!

— Че ты нервничаешь? Завидно?

— Щас как дам «завидно», всю жизнь здоровым завидовать будешь! Вся зарплата на аптеку пойдет! Мало того, что ты позволил себе открыться Нэду, так еще и перед Бладом номера откалываешь! У тебя кочан вместо головы, или испанцы последние мозги вышибли?!

Повышенный тон Артура разбудил Питера и Нэда.

— Ты что раскричался? — спросил Блад.

— Это он молится, — невинно пояснил Ксав.

— Ага, молюсь! Черту! Чтобы он Куто забрал! — огрызнулся Суорд.

— Слушай, — Волверстон задвинул его в угол и убедительным шепотом пробасил: — Не ругай ее, это я во всем виноват! — и тут же насторожился: — Или ревнуешь?

— Че-его? Белены объелся? — Артур приложил руку ко лбу Нэда. — У тебя жар и бред. Полежи лучше часиков пять-десять-пятнадцать.

— Смотри, я предупредил! Что-нибудь замечу… — и Волверстон поднес устрашающий кулак к носу Суорда.

— Нэд! — дернул его за рукав Куто. — Ты собираешься Артуром стенку протереть? С ума сошел! Ты ж его задушишь!

Волверстон бросил Суорда и утащил Ксава к другой стене, где они долго вполголоса ругались.

Блад ничего не мог понять:

— Что это с ним?

— Легкий приступ лихорадки. Он несет чушь, и Куто пошел помочь ее донести.

Наконец Ксав оставил приутихшего Нэда и утомленно сел в углу. В камере наступила тишина. Привлеченная обманчивым покоем, из угла высунулась огромная крыса и, подергав пару секунд носом, бодрой рысцой побежала к двери. Ксав, еще минуту назад пребывавший в трансе, молниеносно схватил башмак и швырнул в мерзкую тварь. Та взвизгнула и метнулась почему-то вверх по деревянному косяку. Куто с охотничьим кличем вскочил, и второй, подкованный высококачественным железом башмак врезался… в нос Хуана-Мигеля-Марии Фернандеса — коменданта крепости, который не мог выбрать более удачного момента для визита в камеру наших друзей. Комендант взвыл и, не удержавшись на ногах, вцепился в дверные косяки, придавив крысиный хвост. Крыса, которой ее хвост был, очевидно, дорог как память, вякнула гнусным голосом и цапнула дона Фернандеса за палец.

Окровавленного и ошеломленного внезапным нападением коменданта увели, а в камеру к четверым не менее ошеломленным тем же событием «мятежникам» ворвались горящие служебным рвением стражники. Занавес.

Глава 22

Призрак бродит по Европе…

К. Маркс, Ф. Энгельс, «Манифест Коммунистической партии»

Франсиско-Хуан-Изабелла Фернандес — сын дона Хуана Фернандеса проснулся и резко сел на кровати. Свеча у изголовья почти догорела — значит, скоро рассвет. Вокруг стояла душная тишина. Но нет. Вот опять сдавленный стон и неразборчивое тоскливое бормотание. Франсиско вздохнул и, путаясь в ночной рубашке, сполз с широкой постели. Душераздирающе зевая и шлепая задниками восточных туфель, он побрел в соседнюю комнату.

Откинув полог кровати, Франсиско потряс за плечо спящего. Тот замычал еще отчаяннее и замотал головой, не просыпаясь. Франсиско терпеливо вздохнул и пухлой короткопалой рукой похлопал по щекам «пленника Морфея»:

— Отец! Эй, батюшка, проснитесь!

Хуан Фернандес дернулся и рывком уселся на сбитых простынях, хватая воздух.

— А?! Что?!

Франсиско опустился рядом и поджал под себя короткие ножки.

— Опять что-то приснилось? — задал он равнодушный вопрос.

Дикий взгляд его отца смягчился, дыхание начало успокаиваться.

— Ах, это ты, Франсиско! — облегченно вздохнул он, попытался сесть поудобнее, охнул и схватился за перевязанную кисть: — Вот отродье каторжное! Как бы антонов огонь не пошел.

— Говорил же, прижечь на-адо-о… — тугие щеки его тридцатилетнего отпрыска разъехались в неудержимом зевке.

— Прижечь-прижечь, — раздраженно проворчал старый комендант. — Тебе дай волю — вообще с огнем да клещами не расставался бы. Твоя матушка вчера снова приходила — просила, чтобы последил за тобой…

— Опя-ять!.. — со скукой протянул Франсиско, и его круглое лицо искривилось в легкой брезгливой гримасе. — Небось, как всегда, в белом балахоне, простоволосая и босиком?

Дон Хуан гневно вскинулся:

— Грешно смеяться над промыслом божиим! Он знаки рабам своим подает, дабы блюли они себя!

— Ой, отец! — Франсиско, не выдержав, встал с постели. — Меньше жирного ешьте на ночь, и матушка покойная реже являться станет.