Леди-Солнце - [16]

Он вырвался вперед, чтобы первым приветствовать ее. Его голубые глаза смотрели ей в лицо, когда он взял ее руку и поднес к губам.

— Филиппа, — проговорил он, — моя маленькая Филиппа, наконец вы приехали ко мне. Как томительно тянулось время!

— Для меня тоже, — отвечала она. — Я надеялась увидеть вас намного раньше.

— Вы такая же, как и тогда, Филиппа. Я немного боялся, что вы переменитесь. Ведь, кажется, целая вечность прошла с тех пор, как мы встречались в лесу и на лужайках Эно. Ожидание истомило меня! Но теперь мы вместе. Обряд венчания состоится немедленно. Больше не станем откладывать. Ни на минуту!

Радость, которую она испытала от этих слов, сделала ее лицо еще более привлекательным, но даже в тот момент она не могла окончательно забыть дни мучительных волнений, когда всем ее существом владел леденящий страх, что не она станет избранницей этого красивого юноши.

— Я очень боялась… — пробормотала она.

— Боялись? — вскричал он. — Меня?

— Боялась, что выбор падет на кого-либо из моих сестер… Что ваш епископ…

Эдуард улыбнулся.

— Этого не могло случиться, — сказал он.

— Очень могло. Ведь Маргарет старшая. И она куда лучше, чем я.

— Епископ не посмел бы так сделать.

— Но почему? Он взирал на всех нас с одобрением, а я… я просто умирала от страха. Ведь ему было поручено выбрать.

Эдуард не мог сдержать смеха.

— О да. Таков обычай, моя Филиппа. Он должен был избрать самую лучшую. Королям тоже приходится подчиняться принятым обычаям. Но если бы вы знали, что я сказал ему перед отъездом! «Епископ, — сказал я, — если хотите, чтобы ваша голова оставалась у вас на плечах, то избранницей должна стать Филиппа. Только она!» Вот как я напутствовал его, и, конечно, он не посмел бы ослушаться.

— О Эдуард! Это действительно так?

— Клянусь, моя любимая! Клянусь всеми нашими свадебными клятвами, гробницей святого Томаса и костями моего покойного отца! Потому что именно девушку по имени Филиппа я полюбил в замке Валенсьен и поклялся тогда и клянусь сейчас, что она, и только она, станет моей королевой!

Некоторое время она молчала. Потом тихо повторила:

— Я чуть не умерла от страха. От ожидания. Теперь я чувствую, что могу умереть от счастья.

— Не нужно слов о смерти, дорогая! Вы должны жить, жить для меня, а я стану жить для вас. И пускай так будет до скончания дней…

Ей казалось, что она никогда не видела ничего лучше Йорка, который предстал сейчас перед ее глазами, никогда не испытывала и не испытает более глубокого счастья…

Люди вокруг приветствовали их неумолкающими восторженными криками. Они были так молоды — король и королева, — так красивы, так полны любви друг к другу.

* * *

Ровно через месяц после приезда Филиппы в Англию состоялось ее бракосочетание с королем Эдуардом в главном соборе Йорка. Это было впечатляющее торжество, и почтили его присутствием не только представители благороднейших семейств Англии, но и некоторые члены знатных шотландских кланов — те, что уже прибыли ранее для заключения мира между обеими странами.

А юные влюбленные были всецело поглощены друг другом. Эдуарду в ноябре исполнилось пятнадцать, Филиппа была еще моложе, однако они жили во времена, когда дети рано взрослели, а потому никому и в голову не приходило, что им еще не время стать мужем и женой.

Несмотря на то что Эдуарду приходилось участвовать в переговорах с шотландцами, встречаться с членами парламента и королевского совета, собиравшимися здесь, в Йорке, большую часть времени он уделял новобрачной.

Они много ездили верхом, и, где бы ни появлялись, их радостно приветствовали толпы людей. Молодая королевская чета излучала взаимную любовь, а люди любили их и сходились во мнении, что они созданы друг для друга.

Восхищение Филиппой усилилось, когда стало известно, что эта юная леди привезла с собой значительные ценности, которые передала в королевскую казну, сильно оскудевшую от затрат Изабеллы и Мортимера на армию и самих себя, а также от расходов на недавний поход в Шотландию. Как же было не оценить тот вклад, что внесла в финансы страны эта дочь обыкновенного графа из мало кому известной провинции на континенте! Как же было не приветствовать ее, не проявлять самых горячих чувств!

Полюбили ее, но отнюдь не за щедрость, и ее новообретенные родственники — брат Эдуарда Джон Элтем и две его сестры — Элинор и Джоанна. Их любовь можно было назвать обожанием, причина его, наверное, крылась в том, что бедным детям так не хватало любви родительской.

— Я люблю тебя, — признавалась Филиппе Элинор, — потому что ты так часто улыбаешься мне.

— Я очень люблю тебя, — вторила ей Джоанна, — потому что у тебя такие румяные щеки.

Отношение к ней этих девчушек было приятно Филиппе — оно хотя бы частично восполняло отсутствие сестер, с которыми она рассталась впервые в жизни.

— Как мне их не хватает, — часто говорила она. — Всех троих.

— Нас у тебя тоже трое, — объясняла ей Джоанна. — Ведь и братец Джон тоже считается? Верно?

Филиппа отвечала, что да. Конечно, да…

Довольно скоро она почувствовала, что в королевской семье царит какая-то напряженность в отношениях, ничего определенного заметить еще не могла, но что-то витало в воздухе. Впрочем, полагала Филиппа, у нее чересчур обостренное восприятие, ведь она приехала сюда из своего счастливого мирного дома и так близко не сталкивалась раньше ни с одной семьей. Но, как бы то ни было, что-то вызывало у нее неприятные ощущения и заставляло быть настороже.