Леди-послушница - [14]

— Мир вам во Христе, благородные таны, — отвешивая гостям поклон, елейным тоном молвила Милдрэд. — Прошу прощения за свое вторжение, однако мне сообщили, что вы прибыли как сваты, и это смутило меня. Я прервала свои уединенные молитвы и теперь прошу слова.

Даже барон казался растерянным и удивленным столь смиренным видом дочери. Леди Гита сначала приподнялась, потом опять села на место.

— Надеюсь, мои родители пояснили, что я не могу связывать себя брачными обязательствами? — заговорила Милдрэд. — Ибо я дала обет посвятить себя Богу. Едва минет время поста, мой путь будет лежать в графство Шропшир, в славный город Шрусбери, где настоятельницей женской обители уже много лет состоит моя тетка Бенедикта. И там я посвящу себя Господу.

Воцарилась такая тишина, что стало слышно, как потрескивают фитили свечей. Девушка же, пользуясь всеобщим замешательством — даже ее родители потрясенно молчали, — стала говорить о том, что однажды уже была обручена, что ее жених посвятил себя благороднейшей цели защиты Гроба Господнего, но погиб, и это показалось ей знамением, благодаря чему она теперь должна уйти от мира, стать невестой Христовой, раз ее жених-крестоносец сложил голову, так и не став ей супругом.

Первым опомнился толстяк Бранд. Хорошо знавший местные дела, он подался вперед столь резко, что даже звякнули подвески на застежке, скреплявшей его мохнатую накидку.

— Не морочь нам голову, девица! Ты хочешь сказать, что это перед постригом ты так веселилась в обществе молодых вельмож?

— Кто из нас чист перед Богом? — скромно потупилась Милдрэд. — Но именно во время рождественских увеселений меня впервые стали посещать подобные мысли, и я твердо решила: не брачный покров невесты станет моим уделом, а целомудренная жизнь в обители Девы Марии Шрусберийской.

Она взглянула на родителей. Мать все еще потрясенно молчала, а вот отец, похоже, догадался о ее намерениях. Они всегда так хорошо понимали друг друга! И хотя в глазах Эдгара заплясали веселые искры, он подошел, взял ее руку в свои и произнес, обращаясь к танам:

— Вы слышали, что сказала моя дочь? Неужели и теперь вы станете оспаривать столь благородное и чистое решение юной девы?

Но леди Гита по-прежнему выглядела изумленной и нервно стягивала у горла складки шали. И Хорса это заметил.

— Мне думается, нам солгали, — он шагнул вперед. — Нас принимают, с нами ведут переговоры, нас выслушивают, но вдруг оказывается, что ни о каком сватовстве не может быть и речи.

— Истинно так, — с прежним смирением ответила Милдрэд, хотя ей было не по себе под тяжелым взглядом этих желтовато-карих глаз.

Тут ее заслонил отец.

— Все вы знаете, что жена моего покойного брата, леди Риган, некогда удалилась в обитель Шрусбери, где стала настоятельницей под именем Бенедикты. И все эти годы я вел с ней переписку. Когда же мое дитя изъявило желание стать невестой Христовой, я написал об этом аббатисе Бенедикте, прося взять дочь под свое попечительство. Не далее как этим утром я получил ее ответ и согласие. Так что я никак не могу отдать Милдрэд за благородного Эдмунда Этелинга.

Теперь и леди Гита поняла замысел дочери, но лицо ее посуровело. Она понимала, что все это обман, но, будучи женщиной глубоко религиозной, осуждала попытки мужа и дочери ложным благочестием прикрыть совсем иные цели. Однако молчала, хотя Хорса видел, как нахмурились ее каштановые тонкие брови.

— Обман! Уловка, чтобы избавиться от союза с нами. Вы хитрите, изыскав способ отказать благородному Этелингу, дабы остаться в стороне от нашего дела! Я никогда не поверю, что корыстный Эдгар из Гронвуда, потомок Армстронгов, в чьих жилах течет королевская кровь последнего нашего монарха Гарольда[19], решил прервать свой род и отдать Церкви единственное дитя. Кому же тогда достанется все это — Гронвуд-Кастл, поместья Незерби и Тауэр-Вейк, пашни, заливные луга, ветряные мельницы, рынки?

— Есть еще и тамплиеры, — негромко произнес Эдгар.

Наступила тишина. Рыцари ордена Храма занимали весьма влиятельное положение в Восточной Англии, их комтурия[20] располагалась в городе Колчестере, и все знали, что бывший храмовник Эдгар все эти годы не порывал с ними связи.

— Но если ваша ложь откроется! — в последней отчаянной попытке вскричал Хорса и устремил исполненный ярости взгляд на эту красавицу, вздумавшую теперь рядиться монашкой. — Если окажется, что это лишь повод одурачить нас, уклониться от нашей борьбы за свободу…

— Едва дороги станут проезжими, — резко прервал его барон, — моя дочь отбудет в Шрусберийскую обитель.

Хорса словно подавился воздухом. Вся его надежда была на то, что Эдгар прельстится возможностью увидеть на голове своей дочери корону либо хоть испугается мятежа. Танов можно было подбить на восстание против Эдгара, если тот не пойдет на союз, но теперь… Как еще можно было заручиться поддержкой этого предателя дела саксов? Где добыть средства для восставших? На одном воодушевлении их долго не удержишь. И Хорса видел, как его союзники опускают глаза, отводят взоры. Они поддержали бы Эдмунда Этелинга, но у них нет средств на войну в тех масштабах, в каких ее планировал Хорса. Да и сам Эдмунд как будто забыл, зачем его привезли в Гронвуд-Кастл, — смотрит на дочку Эдгара, точно ему сама Богородица явилась. Хоть бы слово сказал!..