Леди из Миссалонги - [2]

— Ах ты, боже мой! — воскликнула она через мгновение, демонстрируя коричневый бумажный пакет, из углов которого, словно набухшие снежные хлопья, посыпались овсяные зерна.

— Ты только посмотри! Мыши!

— Не волнуйся, сегодня вечером я поставлю мышеловки, — без особого интереса отозвалась Мисси, складывая очищенные картофелины в горшочек с водой и добавив щепотку соли.

— От того, что ты их поставишь, завтрак сам не приготовится. Поэтому иди, спроси разрешения у матери, можно ли тебе сбегать в лавку дядюшки Максвелла за овсом.

— Может быть, обойдется без него на этот раз? — Мисси ненавидела овсяную кашу.

— Это зимой-то? — Октавия уставилась на нее, будто Мисси сошла с ума. — Большая добрая тарелка каши — это очень дешево, моя девочка, и ей наедаешься на целый день. Поторопись, ради бога!

Органная музыка, доносившаяся в кухню из холла, была оглушающей. Друсилла играла на редкость плохо, и при этом все и всегда отзывались об ее игре не иначе как о прекрасной, но чтобы играть настолько бездарно, требовалась постоянная и упорная практика. Поэтому каждый день, кроме субботы и воскресенья, с четырех до шести Друсилла предавалась упражнениям на органе. В этом был все же какой-то смысл: по воскресеньям Друсилла обрушивала всю свою бездарность на прихожан англиканской церкви городка Байрона, состоявших преимущественно из Хэрлингфордов. К счастью, ни один из Хэрлингфордов не обладал музыкальным слухом, поэтому все Хэрлингфорды были уверены, что во время службы получают музыкальное обслуживание по высшему классу.

Мисси тихонько пробралась в гостиную, но не в ту, где они занимались рукоделием, а в специально предназначенную для особых случаев, где было жилище органа — там Друсилла атаковала Баха с таким же лязгом и грохотом, с каким рыцарь на турнире бьется против своего соперника. Она сидела совершенно прямо, с закрытыми глазами и наклоненной головой, рот ее подергивался.

— Матушка? — тихо-тихо позвала Мисси. Звук её голоса был тишайшим, как писк комара против львиного рыка.

Но этого все же оказалось достаточно. Друсилла открыла глаза и повернула голову, скорее с покорностью, чем с гневом.

— Ну?

— Простите, что прерываю вас, но лавка дядюшки Максвелла скоро закроется, а нам. нужно купить овса. Мыши добрались до пакета с овсом.

Друсилла вздохнула:

— Тогда принеси мой кошелек. Кошелек был доставлен, и из его дряблых глубин извлечен шестипенсовик.

— Имей в виду, развесной овес! Когда покупаешь патентованную упаковку — переплачиваешь лишь за ее яркую расцветку.

— Нет, матушка! Патентованный Сорт и по вкусу гораздо лучше, и варить его не надо целый день…

Слабый лучик надежды блеснул в сердце Мисси:

— Знаете, если вы с тетушкой Октавией согласились бы есть патентованный сорт, я с радостью возместила бы разницу в цене…

Друсилла постоянно говорила о себе и своей сестре, что ждет не дождется того дня, когда ее робкая и скромная дочь начнет проявлять хоть какие-то признаки характера, но даже невинная претензия на кусочек независимости тут же разбилась о стену авторитарности, воздвигнутую, но не замечаемую матерью. В крайнем возмущении она воскликнула:

— С радостью возместила бы? Совершенно определенно — нет! Овсяная каша — это наша основная еда в зимний период, и она намного дешевле, чем уголь для плиты.

И уже более дружелюбным тоном, почти как равная равную, она спросила:

— Как там на улице?

Мисси прошла в общую комнату посмотреть на градусник.

— Сорок два, — отозвалась она.

— В таком случае мы будем ужинать на кухне и проведем вечер там, — прокричала Друсилла, предпринимая очередную атаку на Баха.

Глава 2

Завернувшись в коричневое саржевое пальто, повязав коричневый мохнатый шарф и надев вязаный коричневый капор, Мисси затолкала шестипенсовик из материнского кошелька в палец коричневой шерстяной перчатки и, выйдя из дому, заспешила по аккуратной, выложенной кирпичом дорожке к воротам. В ее небольшой хозяйственной сумке лежала книга из библиотеки; возможность забежать в библиотеку предоставлялась не так уж часто, и, если она поспешит, никто не узнает, что, помимо лавки дядюшки Максвелла, она была еще где-то. Сегодня вечером книжки будет выдавать сама хозяйка библиотеки — еще одна тетушка Мисси, Ливилла. Так что книгу ей дадут назидательного свойства, а не роман; но для Мисси какая угодно книга была все же лучше, чем совсем никакой. А в следующий понедельник будет смена Юны — и тогда можно будет взять роман.

Воздух был наполнен изморосью, переходящей то в густой туман, то в дождь, и на живой изгороди из бирючины, отделявшей дом под названием Миссалонги от остального мира, плотно сидели масляно поблескивающие капли воды. Как только Мисси вышла за ограду и ступила на улицу, называемую Гордон Роуд, она побежала, лишь на углу перейдя на быстрый шаг, так как вновь почувствовала это ужасное колотье в левом боку — боль была по-настоящему сильной. Смена аллюра принесла ей заметное облегчение, и она пошла дальше более спокойным шагом, постепенно начиная ощущать, как приходит безотчетная радость — так бывало всегда, когда ей удавалось вырваться из заключения в Миссалонги. Как только боль в боку стихла, она припустила вновь, не забывая глядеть по сторонам: перед ней разворачивался знакомый пейзаж городка Байрона ранним вечером промозглого зимнего дня.