Леди и рыцарь - [15]

– Ну что ж, Юстасия ошибалась. Мужчины делают это не, так, как быки.

– Нет?

– Нет.

– Вы ошибаетесь, милорд. Я видела много животных, когда они этим занимались…

– Занимались этим?

– Ну да. И все они, похоже, делают это одинаково – и кошки, и свиньи, и лошади, и быки. Можете поверить мне, милорд.

Эрик лишь мрачно уставился на нее. Просто невозможно переубедить ее с этими представлениями о животных.

Единственный способ – показать. С этой мыслью Эрик подвинулся к ней, взял за руки и притянул к себе.

Розамунда удивленно ахнула, потом напряглась, когда его губы прикоснулись к ее губам. Она начала сопротивляться, попробовала что-то возмущенно сказать, но обнаружила, что язык Эрика проник в ее рот. Розамунда попыталась его вытолкнуть. Отвернувшись, она наконец сумела вырваться из его рук и воскликнуть:

– Нет! Это грех. И потом, нельзя передать семя подобным образом. Вы знаете, что нужно сделать. – Отвернувшись, она встала на постели на четвереньки прямо перед его носом.

Поморщившись, Эрик открыл рот, чтобы заговорить, но слова вылетели из его головы, когда она наклонилась, взялась за край подола и потянула его на себя, обнажив всему миру свою прелестную попку. Вернее, его удивленному взору.

Боже милостивый! Он на мгновение отвлекся от увлекательного созерцания и, взглянув на свою плоть, поразился причудам мужского тела. Его плоть не проявляла никакого интереса с самого начала этого мучительного испытания, когда его юная жена заговорила об «огурцах», «штуках» и прочей ерунде. Даже поцелуй ничего не изменил. Она оставалась такой холодной, что он не чувствовал ничего, кроме отчаяния. Но сейчас, когда она задвигала розовой круглой попкой перед его глазами, его плоть проснулась. Розамунда подталкивала его к тому, чтобы вонзиться во влажный жар. Нет, так не получится. Не будет никакого влажного жара, если он не позаботится об этом. Но он совершенно не представлял, как это сделать, когда она даже не позволяет поцеловать себя. Эрик пребывал в состоянии полной растерянности.

– Милорд! – Розамунда, раздраженная задержкой, взглянула через плечо и замерла, задержав взгляд на его плоти. К ее изумлению, та выросла. «Невозможно», – сказала она себе, но доказательство было перед ее глазами. Он был больше, чем раньше. Внушительный, впечатляющий, просто поразительный. Хотя, конечно, и сейчас не такой большой «огурец», о котором говорила Юстасия. Отмахнувшись от этих мыслей, она посмотрела в лицо мужу, увидела раздражение и вздохнула: – Что-нибудь не так, милорд? Не могли бы вы просто сделать дело? Мой отец ждет.

– Время почти закончилось, – послышался голос ее отца из-за двери.

Эрик поморщился, когда посмотрел на комод и увидел, что свеча уже сгорела на три четверти. Выругавшись, Эрик вскарабкался на постель позади Розамунды и обхватил ее бедра, но потом остановился. Несмотря на всю нелепость ситуации, несмотря на короля, несмотря даже на ее нелицеприятное сравнение его, Эрика, с тем чертовым быком, он все равно не мог просто вонзиться в нее и причинить боль, которая неминуемо последует за этим действием.

Вздохнув, он мельком взглянул на ее спину и плечи, потом слегка наклонился вперед и заскользил руками вверх, пока его ладони не обхватили ее грудь, обтянутую тонкой тканью платья.

Розамунда растерянно замерла, почувствовав, как его большие грубые руки накрывают ее грудь. Она понятия не имела, что он задумал, но в ее голове звучали слова Юстасии: «Губы для того, чтобы говорить, грудь – для молока, и все». Он что, собирается доить ее, как корову? Боже милостивый, ее новоиспеченный супруг оказался ужасно медлит тельным.

Она почувствовала, как что-то касается ее бедер, потом ощутила, как его губы прижались к ее шее, и решила покончить разом с этой мукой. Упершись руками в твердую постель, Розамунда решительно сделала резкое движение назад и тут же издала такой вопль боли, что король немедленно заколотил кулаками в дверь.

– Что там происходит, черт возьми? Берхарт! Что ты сделал с моей дочерью? Берхарт!

Эрик вздохнул, с трудом расслышав сердитые слова короля за воплями молодой жены. Брак с дочерью короля, как он и опасался, оказался тяжелым испытанием.

– Берхарт!.

– Подождите! – раздраженно прокричал Эрик и схватил Розамунду за бедра, когда она начала отодвигаться. – Ты тоже! Замри на минуту. – Он почувствовал, как она снова напряглась, вздохнул. – Подожди, пока не пройдет боль, иначе тебе будет еще больнее.

Он увидел, как она коротко кивнула, вздохнул, благодарный уже за то, что она перестала выть. Почувствовав, что его плоть сокращается внутри ее, он кашлянул и произнес ей в затылок:

– Я сейчас вытащу его.

Она поколебалась, потом несмело обернулась:

– А вы не будете крутить им?

Сочувствие всколыхнулось в душе Эрика при виде ее заплаканного и раскрасневшегося лица. Как бы тяжело это испытание ни было для него, ей пришлось еще хуже. И тем не менее она готова позволить ему продолжать, если это необходимо.

– Думаю, будет лучше, если мы оставим это до другого раза.

– Спасибо. – Она шмыгнула носом, и он устремил глаза вверх, гадая, будет ли вообще этот следующий раз. Она, может, никогда и не подпустит его к себе. Ведь она прошла самое тяжелое испытание! Господи, и ему это не доставило никакой радости. Бормоча что-то себе под нос, он отстранился от нее, и она тут же рухнула на постель бесформенной кучей, словно он вытащил из нее все кости.