Леди и одинокий стрелок - [4]

Чуть поодаль от гроба стоял маленький человечек с седой волнистой гривой до плеч, умным, живым лицом и осанкой короля. Он отдаленно походил на Франсиско, и я понял, что это его отец – Игнасио Санчес. Подойдя к нему, я пробормотал несколько слов утешения, как и все остальные посетители, и поспешил вернуться под сень ажурных пальм. Когда я уходил, одна из присутствовавших девиц схватила руку убитого и стала покрывать ее поцелуями, а вторая начала биться головой о гроб, при этом пытаясь не повредить лицо и сохранить макияж. Понятное дело: горе горем, а завтра ей все равно придется работать, так что лучше не распускаться.

Я прошелся по городу, отыскал игорные дома, запомнил, где они находятся, вернулся в гостиницу и заснул как убитый. Утром Франсиско с большой помпой зарыли в землю, но я при этом не присутствовал. Не люблю похороны и отправлюсь только на те, которые не смогу пропустить, то бишь на свои собственные. Да я бы и их с удовольствием переуступил кому-нибудь другому, причем совершенно бесплатно.

Эухения, узнав, что я не осчастливил своим присутствием столь волнующее зрелище, разволновалась и стала визгливым голосом пересказывать мне все подробности: что сказал падре, и сколько слезинок уронил безутешный отец, и как рыдала Минни (девица с красными волосами, которая вчера лобзала руку покойного), и… Она разошлась не на шутку, а я только кивал и благожелательно улыбался. Она, наверное, считала Франсиско чем-то вроде наследного принца этой дыры, и если бы я стал ее убеждать, что на свете есть люди (и города) поприличнее, она бы накинулась на меня с негодованием.

В этот день я сначала выиграл в игорном доме семьсот долларов, и мое настроение значительно улучшилось. Но потом я проиграл тысячу и еще пятьдесят долларов сверху и в результате поднялся из-за стола куда более легким, чем садился за него. На сегодня, решил я, хватит. Но было еще не слишком поздно, и мне не хотелось возвращаться к себе с пустыми карманами. Впрочем, у меня оставалась одна вещь, которой я до сих пор не придавал особого значения, но мне хотелось показать ее Санчесу. И я спросил, нельзя ли мне видеть его.

– Можно, – последовал ответ. – Только оставьте свой револьвер здесь.

Я отдал свой «кольт» охраннику, после чего он быстро обыскал меня, чтобы убедиться, нет ли у меня при себе другого оружия. Санчес сидел у себя в крохотном кабинете и курил трубку; большой бледный мотылек увивался вокруг лампы. Человек, потерявший сына, поднял на меня глаза.

– А, сеньор Стил! Чем обязан?

Вот как, он уже знал мое имя…

– Я видел, как вы играли, – продолжал Санчес. – Вы оставили у меня довольно крупную сумму, но при этом вели себя безупречно. Некоторые джентльмены, знаете ли, не любят расставаться с деньгами…

– Мне кажется, я даже знаю таких, – заметил я.

– Вот-вот! – Он засмеялся и тряхнул головой. – Так что я могу для вас сделать, сеньор?

– Я бы хотел знать, – спросил я, – сколько может стоить такая вещь?

Он взял то, что я ему протянул, и с любопытством осмотрел.

– Вы хотите денег под это?

– Да. Видите ли, я проиграл больше, чем следует, но мне хотелось бы продолжить игру.

– Откуда это у вас?

– Один человек проиграл мне в карты в Париже.[3]

– Один человек? – Он поцокал языком и поудобнее устроился в кресле. – И какова была ставка?

– Пятьдесят долларов, кажется.

Санчес пожал плечами и протянул мне обратно камешек с шероховатыми гранями, похожий на тусклый кварц.

– Мне очень жаль, сеньор, – лучезарно улыбнулся он, – но вещица не стоит и пяти долларов. Это хрусталь.

Он глядел на меня своими непроницаемыми черными глазами, пуская клубы дыма, и я, почувствовав себя последним дураком, разозлился на себя.

– Значит, камень…

– Да. Он не стоит ничего, сеньор. Сожалею, но я не могу дать вам денег.

– Что ж, – сказал я, поднимаясь, – может быть, это и к лучшему.

Тем не менее я был расстроен. Парень, проигравший мне камень, клялся и божился только что не своей могилой, что это алмаз. Я взял дурацкий кусок хрусталя, поклонился Санчесу и удалился.

Было еще светло, и я легко добрался до «Мула и бочонка». Мне хотелось пить, и хозяин плеснул мне виски. Оно было тепловатое и противное на вкус. В углу компания шулеров обыгрывала простака, пригнавшего на продажу в Ларедо гурт скота, который он наверняка где-то украл. Все шло своим чередом: одни воры обманывали других. Шулера методично обчищали простака, а он даже не сопротивлялся. Бывают моменты, когда людская глупость вызывает отвращение, и я повернулся к игрокам спиной.

«Ладно, – подумал я. – В конце концов, та ставка была всего-то в 10 долларов. Не о чем и жалеть».

Зал был набит битком. Люди пили, ругались, хохотали и снова пили. За порядком зорко следили хозяин и вышибала, у которого на левой руке не было большого пальца.

Двери распахнулись, и в зал влетел новый человек. Это был красивый молодой кабальеро с лицом, однако, жестким и решительным. За поясом у него был револьвер, и он поправил его, встав у двери. Такое начало мне не понравилось, и я незаметно поставил стакан на стойку. Однако мои опасения не оправдались: юноша только хлопнул три раза в ладоши и крикнул: