Леди и одинокий стрелок - [5]

– Внимание всем!

Посетители умолкли – не столько от почтения, сколько от удивления, что кто-то посмел их прервать. У меня мелькнула мысль, что этой ночью кому-то спешно придется переправляться через Рио-Гранде, спасаясь от погони.

– Вы знаете, – начал юноша, – какая беда постигла сеньора Санчеса…

Все издали нечто вроде утвердительного мычания.

– Вы также знаете, что сеньор – не тот человек, который склонен спускать обиду.

Выкрики:

– Да, да!

– Многие из вас, – продолжал кабальеро, сверкая глазами, – кое-чем ему обязаны…

– Верно… – последовал хор голосов.

– А некоторые – так даже всем, что у них есть!

Хохот, одобрительные крики. Гора-хозяин тревожно заворочался за стойкой. Пепе, у которого не хватало одного пальца, смотрел перед собой безучастным взором.

– Но сеньор Санчес не собирается никого попрекать своими благодеяниями. Что он сделал, то сделал, и кончено! Однако он надеется, что вы не оставите его в беде.

– А чем мы можем помочь? – спросил коротышка с грязной повязкой на левом глазу. Я узнал его – когда-то он был в банде, угонявшей скот.

– Поэтому, – прокричал кабальеро, оставив вопрос без внимания, – сеньор Санчес поручил мне объявить, что он назначил награду в пятьсот долларов тому, кто прикончит девку, которая убила нашего Франсиско.

Под потолком, смешавшись с клубами вонючего сигаретного дыма, повисло ошеломленное молчание. Большинство из присутствующих было готово зарезать родную маму, а заодно отца, сестру, брата, жену, детей и любимую собаку за куда более скромную сумму.

– Пятьсот долларов? – недоверчиво переспросил одноглазый угонщик.

– Пятьсот, – подтвердил кабальеро, зазвенев шпорами и склонив голову. – Он выплатит их в любое время, но… он должен иметь доказательства. А так как сеньор Санчес мечтает увидеть ту девку живой, чтобы лично разобраться с ней, то в своей безграничной щедрости он даст семьсот долларов за живую, а пятьсот – за мертвую.

– Подумаешь! – фыркнул кто-то. – Невелика трудность доставить ее живьем.

– И двести долларов на дороге не валяются, – поддержал его сосед.

– Надеюсь, ты не откажешься от своих слов, Большой Доминго, – откликнулся вестник у дверей на слова первого. – Итак, семьсот – за живую убийцу, пятьсот – за одну ее голову. Но и это еще не все!

Гора-хозяин вытер пот.

– Семьсот долларов… – пробормотал он мечтательно. – На такие деньги я мог бы открыть еще один бар…

Он завздыхал, вытирая салфеткой стаканы. Пепе, не отрываясь, смотрел на человека у дверей.

– Люди, которые ее привезли, наверняка были с ней заодно. Их трое: двое мужчин и одна женщина. Когда Франсиско был убит, они сбежали. – Кабальеро выдержал паузу, как опытный аукционист перед объявлением главного лота – ночного горшка вдовствующей королевы с неопровержимыми доказательствами того, что она им пользовалась. – Сеньор Санчес обещает двести долларов за каждого из них, живого или мертвого, безразлично. Женщину зовут Роза, ей лет сорок, одного мужчину – Педро. Их сообщник – гринго со шрамом на шее. Все остальное вы можете разузнать сами, если хотите заработать эти деньги.

– Стой, да я же видел их! – выкрикнул кто-то. – Они так мчались, что я думал, что их жалкая телега вот-вот развалится на части.

Толпа заволновалась, забрасывая счастливчика вопросами, но тот сразу же замкнулся в себе и с хитрым видом стал отнекиваться. Я сунул руки в карманы, и они сами собой сжались в кулаки.

– Теперь все! – объявил вестник. – Итак, семьсот долларов – за живую девку. На ней темный костюм для верховой езды и красная куртка. У нее белая кожа и белые волосы, так что вы быстро ее найдете. В наших краях такие не водятся. Пятьсот долларов – за одну голову! По двести за ее сообщников!

– Виват сеньору Санчесу! – прогремел какой-то пьяница.

Все разом загалдели. Картежники побросали карты, бражники – выпивку. Лица стали таинственными, речи – приглушенными. За узкими лбами роилась одна мысль: на что я употреблю эти семьсот долларов? А если повезет, то почти в два раза больше…

Кабальеро ушел. Я почувствовал настоятельную потребность, как выражаются в дешевых романах, глотнуть чего-нибудь и с помощью хозяина и серебряного доллара осуществил свое намерение. Кто-то из посетителей бара задумчиво делал на пальцах какие-то сложные расчеты, кто-то достал старую замызганную карту Техаса и стал водить по ней ногтем с траурной каймой, прикидывая, куда беглянка могла скрыться. Трое или четверо мужчин быстро расплатились и покинули зал.

От выпитого виски меня слегка мутило, и я вышел на свежий воздух. Кошка прошмыгнула мимо меня, заставив вздрогнуть. Я ощупал карман и убедился, что мой «кольт» по-прежнему при мне. Утром на окраине города нашли застреленного гринго, и я знал, что улицы Ларедо далеко не безопасны ночью.

Около церкви темнел короткий силуэт, тихо распевавший монотонную песню. Я узнал мальчика-калеку. Заметив меня, он выпрямился и насторожился, но тотчас же успокоился.

– Разве у тебя нет семьи? – спросил я. – В такой час вряд ли кто будет тебе подавать.

Он вздохнул.

– Брат должен прийти и отнести меня домой. Но, наверное, он опять нагрузился в «Муле».

Мальчик сказал это без всякой злобы, словно констатируя, что такова жизнь.