Леди и одинокий стрелок - [26]

Она обернулась и увидела, как с другого конца платформы, противоположного тому, откуда входили пассажиры, приближается отряд конвоиров, вооруженных «винчестерами» и револьверами. Обветренные лица этих людей были суровы и сосредоточенны, а их угрюмость отметала всякую возможность шуточек на их счет. Всего конвоиров было не меньше дюжины, а посередине их отряда, стиснутый со всех сторон своими «ангелами-хранителями», двигался человек в кандалах и наручниках. Они-то и производили тот лязг, который услышала Амалия.

Однако если что-то и поразило ее, так это была не многочисленность конвоя и не обилие цепей, покрывавших преступника с головы до ног, так что он с трудом мог передвигаться. Сам конвоируемый ставил в тупик гораздо больше, нежели те драконовские меры, которые были применены к нему, дабы он не смог бежать. Это был стройный, гибкий, пригожий юноша, на вид совсем еще молодой. Его светлые глаза застенчиво смотрели из-под шляпы, криво нахлобученной на светлые же волосы, на верхней губе темнел едва заметный пушок. У него были правильные черты лица, маленький рот и вздернутый нос, на котором виднелись веснушки. В том, как юноша поглядывал на толпу, возбужденную его присутствием, было что-то детское и донельзя наивное – он явно смущался, чувствуя себя объектом всеобщего внимания. Забыв об опаздывающем поезде, люди целиком переключились на захватывающее зрелище – опасного преступника, которого поймали и крепко держат настоящие мужчины. Вид конвоя и пленника будоражил, как будоражит вид льва, посаженного в клетку в зоопарке. Но у Амалии в голове не укладывалось, что в роли льва на сей раз выступает похожий на персик юноша, которому было от силы лет семнадцать, и она невольно задалась вопросом, что же он мог натворить такого, раз к нему применили столь крутые меры.

– Фью! – присвистнул коммивояжер, тот, что с увядшей розой. – Да это же Билли Пуля!

Услышав имя пленника, несколько особо чувствительных леди шарахнулись в сторону.

– Он? Это он?

– О боже!

– Ничего себе!

– Ну да. Его еще осудили за убийство шерифа Брэнсона.

– Только за одно? Я слышал, он убил не меньше двадцати человек.

– Да, но веревка-то все равно одна…

– Дорогу, леди и джентльмены! – заорал конвоир, шедший впереди. На его груди сверкала начищенная серебряная бляха, указывавшая на то, что ее обладатель – шериф и что он не станет церемониться с теми, кто не выполняет его приказов. – Дорогу!

Замужние дамы, ахая, прятались за спины своих мужей и жадными взорами провожали пленника, едва волочившего ноги. Цепи звенели, каблуки конвоиров стучали по перрону.

Шагах в пяти от Амалии конвой остановился. Локомотив, с пыхтеньем выплевывая пар, наконец выполз из-за поворота и плавно двинулся к платформе.

Пленник вытер рукавом лицо, отчего цепи наручников зазвенели снова, и украдкой посмотрел по сторонам. Взгляд его упал на Амалию. На шее у нее красовался кокетливый шелковый платочек, тоже вывезенный из Парижа, – настоящее произведение искусства, одна из тех изысканных мелочей, что западают в душу каждому, кто их видит. Платок привлек живейшее внимание Билли. Он сглотнул, борясь с соблазном, но не удержался и вновь поглядел на этот волшебный сиреневый лоскуток. Вблизи было заметно, что два верхних зуба пленника немного выдаются вперед, как у белки, и оттого верхняя губа кажется коротковатой. Билли открыл рот, скользнул взглядом по даме в вуалетке и тихо вздохнул. Наверняка она принцесса, раз позволяет себе носить такие вещи. Всю жизнь Билли мечтал вот о таком платке, красивом, блестящем, пижонском. Если бы он мог, он бы не задумываясь отдал десять лет жизни за то, чтобы обладать им.

Рябой конвоир, беспрестанно сплевывающий себе под ноги, с силой толкнул Билли в спину. Пленник покачнулся и едва не упал. Конвоир весело улыбнулся, обнажив испорченные зубы.

– Перебирай ногами, outlaw! – сказал он.

Вне себя от ярости, Билли рванулся к обидчику, но тотчас же получил прикладом «винчестера» в живот от другого охранника и сложился надвое от боли. Амалия вспыхнула и отвернулась: она ненавидела, когда при ней унижали людей, особенно если те находились в таком положении, что не могли постоять за себя. Ричардсон тронул ее за локоть.

– Нам сюда, Эмили.

Проводник помог им подняться в уютный вагон первого класса. Но от рябого конвоира не укрылось внимание пленника к красивой пассажирке.

– А Билли-то вон на ту дамочку глаз положил! Губа не дура, а? – Он с издевкой обратился к Билли: – Был бы ты честный человек, глядишь, мог бы с ней парой слов перекинуться, а так тебе ничего не светит, поверь мне!

Билли не ответил. Рябой подмигнул товарищам и загоготал, но шериф сурово поглядел на него, и все вместе – и конвой, и пленник – направились к предназначенному для них «спецвагону», которым оказался обыкновенный вагон для перевозки скота, прицепленный в самом конце состава.

3

– Что такое outlaw[18]? – шепотом спросила Амалия у Ричардсона, когда они с комфортом устроились в своем купе.

– Это человек, по которому веревка плачет, – назидательно изрекла их попутчица.

Это была маленькая, энергичная леди лет пятидесяти или пятидесяти пяти, из числа тех, что словно ставят себе целью быть непривлекательными. На носу у нее сидело пенсне, а о ее темном платье Амалия, весьма придирчиво следящая за модой, могла бы сообщить, что такой фасон вышел из обихода полвека тому назад. Впрочем, надо сказать, что любая мода была бессильна украсить миссис Бишоп.