Леди-бунтарка - [36]

Томас схватил ее за плечи и внимательно посмотрел на нее.

– Может, вам что-нибудь принести?

Когда его руки прикоснулись к ее плечам, Блу почувствовала, что задыхается. Она тихонько вскрикнула, покачнулась и непременно упала бы, если бы Томас и Моутон не подхватили ее. В следующее мгновение Моутон подхватил девушку на руки, прижал к груди и понес в каюту.

– Ничего страшного, – заверила Блу свою «свиту», когда Моутон опустил ее на узкую койку. Девушка была слишком смущена и взволнована, чтобы сказать правду. – Должно быть, это месячные, – пробормотала она.

Блу никогда раньше не жаловалась на месячные, и ее слова никого не убедили. Месье и Моутон не на шутку испугались. Они бурно запротестовали, когда Изабелла стала выталкивать их из каюты, но в конце концов были вынуждены подчиниться. Изабелла же подошла к койке и заявила:

– Никакие это не месячные. Это что-то другое.

– Я сама не знаю, что это, – честно призналась Блу. Она перекатилась на живот и жестом попросила Изабеллу ослабить ей шнуровку. – Ох, Изабелла, – пробурчала она. – Герцог посмотрел на меня такими глазами, он прикоснулся ко мне, и… Мне показалось, что я сейчас умру, понимаешь?

Когда Блу освободилась наконец от ненавистного корсета и принялась избавляться от остальной одежды, Изабелла села на скамью и, нахмурившись, проговорила:

– Кажется, понимаю. Но думаю, что это очень плохо.

– Знаю, – сказала Блу, забравшись под одеяло. – Мне теперь только и остается, что умереть.

– Нет, я имела в виду совсем не это. Плохо, когда хочешь какого-то определенного мужчину. Так дела не делаются.

– Изабелла, о каких делах ты говоришь? Я не хочу другого мужчину. Мне нужен Герцог, и только он, понимаешь?

Изабелла сокрушенно покачала головой и зацокала языком:

– Ты едешь в Лондон, чтобы найти себе мужа, верно?

– Этого хотят все. Кроме меня.

– Значит, твое дело – найти мужа, – заявила Изабелла. – Но как же ты собираешься его искать, если вся горишь от страсти к этому мужчине?

– Не знаю, – прошептала Блу. Через два-три дня они должны были достигнуть Темзы. Плавание подходило к концу. Но стоило Блу только подумать о том, что придется попрощаться с Герцогом, как грудь сдавливало, словно на ней все еще был проклятый корсет, и становилось трудно дышать. – Он как будто околдовал меня.

– В таком случае тебе надо соблазнить этого Герцога, – сказала Изабелла. – Когда же твоя страсть пройдет, ты сможешь заняться делом.

Стоя в темноте, Томас курил ароматную сигару и смотрел в окно на пенную струю кильватера, отливавшую серебром в лунном свете. Что-то произошло, когда он прикоснулся к Блу. Это какая-то мистика… Господи, если бы Моутон вовремя не подоспел, то он, наверное, овладел бы Блузетт прямо на палубе. Никогда в жизни он не испытывал такого острого желания обладать женщиной, как в тот миг, когда стоял рядом с Блу Морган. Возможно, всему виной ее взгляд или внезапно вспыхнувшая страсть, которую он вдруг заметил в ее глазах. А может быть, так подействовали на него ее запах, ощущение ее близости.

Но ведь в его жизни были и другие женщины с прелестными глазами, были и другие мгновения страсти и близости, и все же он никогда не испытывал подобного чувства. Пригладив волосы, Герцог сел за стол и, не выпуская изо рта сигары, потянулся к графину с вином. Блу Морган обладала живостью, непосредственностью и поразительной наивностью и чистотой, и все это оказывало на него какое-то завораживающее действие. Она совершенно не походила на женщин, которых он знал прежде. Накануне вечером Блу появилась на палубе в бриджах и рубашке – ей хотелось вскарабкаться вверх по вантам до самого марса чтобы оттуда первой увидеть утесы Дувра. Такое не забывается. Ни у одной из его знакомых женщин не хватило бы храбрости на подобное безрассудство. А кому из них пришло бы в голову скинуть туфли и станцевать зажигательную джигу с матросами? Мет, никогда прежде он не встречал такой бесхитростной, открытой и искренней женщины.

Когда раздался осторожный стук в дверь, Томас сразу же понял, что это – она. И он безошибочно почувствовал, зачем она пришла. Уронив голову на руки, Томас тихо застонал. Когда он открыл дверь, Блу не сказала ни слова. Глядя в ее молящие глаза, он чувствовал, как тело его сковывает мучительная боль. Никогда прежде он не испытывал такого сильного желания, как сейчас. Томас коснулся подбородка Блу и сокрушенно покачал головой.

– Нет, Блу, – прошептал он. – Ведь ты сама не понимаешь, что делаешь. Я не могу позволить себе потерять голову. – Он тяжело вздохнул. – Я не стану виновником твоего бесчестья.

Из груди Блу вырвались рыдания. Она закрыла глаза и поникла, вцепившись в дверной косяк. Но все-таки Томас был мужчиной, а не святым, и страстное желание жгло его и туманило разум. Не прикоснуться к этой девушке было бы свыше его сил, поэтому он поцеловал ее. Он держал Блу в объятиях, чувствуя, как жар охватывает их обоих. Губы Блу были влажными и податливыми, и от них невозможно было оторваться.

Когда Томас заставил себя отступить от нее, на его лбу выступили капельки пота. Он испытывал почти физическую боль, отказываясь от того, чего желал сейчас больше всего на свете. Блу прижала к губам кончики пальцев и прошептала: