Леди, будьте плохой - [75]

Пока язык рисовал круги вокруг ее соска, его рука опустилась ниже, лаская живот и бедра. Пальцы скользили по внутренней стороне ее бедра, и Грейс инстинктивно развела ноги. Тогда его рука поднялась вверх по бедру и зарылась в мягких кудряшках, скрывающих центр ее женственности. Она вскрикнула, когда он раздвинул ее и скользнул пальцем внутрь. Грейс на долю мгновения смутилась из-за влаги, которую он нашел там, но мгновенно отбросила все запреты. Рочдейл стал двигать палец внутрь и обратно, погружая ее в беспамятство ощущений. Она едва не подскочила на кровати, когда его влажный палец начал ласкать крошечный бугорок над ее женским центром. Боже, палец был такой чувствительный, что было почти невозможно выносить его прикосновение, будто этой интимной ласки никогда не должно было быть, будто она была слишком безнравственной. И все же Грейс поднималась, прижимаясь к нему, желая большего.

Рот Рочдейла оставил ее грудь и вернулся к губам, вовлекая в поцелуй, лишивший ее чувств. Он прижался губами к ее уху и прошептал:

– Так хорошо, Грейс?

– Да. О да!

– Я горю желанием к тебе. Ты страстная и чудесная, Грейс. Горячая, влажная и готовая к любви. Ты хочешь большего?

– Да.

– Всего?

– Да!

– Тогда позволь мне подарить тебе это.

Он провел своим горячим языком по ее горлу и между грудей, вниз по ребрам и животу и, наконец, к самому краю той самой тайной части ее, где недавно были его пальцы. Господь милосердный, вот это должно быть действительно грешно. Это не может быть правильным или нормальным. Или может?

– Ч-что вы делаете?

Он поднял голову и сказал:

– Ты хочешь всего, правда, Грейс? Расслабься. Откройся мне. Позволь доставить тебе удовольствие.

И, Боже помоги ей, она приняла его. Она задрожала, когда кончик его языка начал ласкать центр её женственности и крошечный бугорок над ним. Это было грешно, безнравственно… и чудесно. Никогда раньше она не чувствовала ничего подобного. Это смущало и покоряло ее. Она извивалась под его ртом, отрывая бедра от кровати. Она тянулась и тянулась… не зная, к чему… но было что-то… что-то большее. Она напрягалась и выгибалась, поднимая бедра. Она не могла оставаться неподвижной, и он схватил ее, поднимая, держа в своих объятиях, заставляя принять наслаждение его языка. Ее мускулы напряглись и сжались, и она застонала в агонии, не в силах больше выносить это. Наконец, когда она подумала, что умрет – от чего? от наслаждения? от боли? – ее женское начало сжалось в одной мощной конвульсии, разорвавшей ее, словно взрыв, заставивший ее, выгнувшись, подняться над постелью, выкрикивая его имя.

Прежде чем она начала гадать, что же такое сейчас случилось, Рочдейл поднялся над ней, широко развел коленями ее ноги и погрузился глубоко в нее. На мгновение он замер, а затем с наслаждением застонал.

Это по крайней мере должно быть знакомым, но в ее опыте не было ничего, похожего на то, что она чувствовала сейчас, наполненная Рочдейлом. Грейс чувствовала внутри себя странную пульсацию, последствия взрыва, и каждая волна как будто сжимала ее вокруг него.

– Господи, Грейс. Ты убиваешь меня.

Она подумала, что чем-то причиняет ему боль, но он начал двигаться внутри ее, и это было так хорошо, что она подумала, кто же кого убивает. Сначала он двигался очень медленно, поднимаясь над ней и почти совсем выходя, а потом глубоко погружаясь снова. Он нагнулся и нежно целовал ее, двигаясь внутри, взяв ее за руки и удерживая их около плеч, сплетясь пальцами с ее пальцами. Он погружался в нее снова и снова, и Грейс удивлялась, что этот акт близости, продолжавшийся с ее мужем всего несколько секунд, мог подарить такое длительное наслаждение.

Если это было безнравственно, она больше не желала быть хорошей. Прежде чем ее разум снова пропал для всех рациональных мыслей, она на мгновение вспомнила епископа и немного возненавидела его за то, что он лишил ее всего этого. И пожалела его за то, что он лишил этого и самого себя.

Рочдейл увеличил темп и со стоном зарылся лицом в ее волосы. Она все сильнее прижималась к нему. Наслаждение нарастало с каждым толчком. Нарастало и нарастало, пока не стало почти болезненным, почти невыносимым. И точно так же, как и в первый раз, тугой узел напряжения взорвался, она воспарила в какое-то новое и ослепительное место, в ореол чистого сверкающего наслаждения, который сомкнулся вокруг нее, и Грейс закричала от силы этого полета. Потом она медленно, робко вернулась назад на землю. И не было никакой боли. Только умиротворение и всепоглощающая радость.

Высвобождение Рочдейла наступило следом. Он продолжал двигаться в ней, все быстрее и быстрее. А потом с дрожащим стоном вышел, изливая семя на ее живот. Когда она поняла почему, к глазам подступили слезы. Он защищал ее. Опять. Он не хотел, чтобы результатом этой ночи стал ребенок. Она была слишком возбуждена, слишком забылась, чтобы хотя бы подумать о такой возможности. Вильгельмина просила ее быть осторожной, напоминая, что отсутствие беременности за время брака могло быть виной епископа, а не ее. Но никакие из этих предостережений не всплыли в голове Грейс. Слава Богу, что у Рочдейла достало присутствия, духа, которого не хватило ей.