Леди, будьте плохой - [14]

Грейс принялась искать в ридикюле ключ от дома, но дверь открылась раньше, чем она нашла.

– Добрый вечер, мадам. – Дворецкий отошел в сторону, чтобы дать ей пройти.

– Спасибо, Сперлинг. Вам не нужно было так долго ждать меня. У меня же есть ключ, вы знаете.

Он улыбнулся, и она поймала взгляд, которого следовало ожидать, взгляд, говорящий, что Сперлинг знает свои обязанности и выполняет их, не важно, что об этом говорит она.

– Могу я спросить, мадам… Что с молодой леди?..

Грейс послала записку, уезжая сегодня днем с Беатрис, и предупредила Сперлинга о сложившейся ситуации. Грейс не знала, как долго будет отсутствовать и вообще вернется ли сегодня домой, а она ужасно не любила заставлять домашних беспокоиться.

– Я счастлива сообщить, что она благополучно вернулась домой и ничего плохого не случилось. – «По крайней мере, с юной Эмили». Про себя Грейс такого сказать не могла. Она была все еще потрясена тем, что случилось в карете. Честно говоря, она прилагала все усилия, чтобы не разрыдаться прямо перед бедным Сперлингом.

– Прекрасные новости, мадам.

– Да. Но я совершенно обессилена. Китти еще не спит?

– Я немедленно пошлю ее наверх. Приказать кухарке приготовить поднос? Легкий ужин или чай?

– Нет, спасибо, Сперлинг. Я не хочу есть. Но если вы будете так добры и попросите Китти принести мне стакан горячего молока, я буду очень признательна. Вечер был трудным, и, может быть, молоко поможет мне уснуть.

Грейс продолжала держать себя в руках, пока горничная помогала ей в сложном ритуале раздевания, ловко справляясь с многочисленными лентами, шнурками, пуговицами и булавками. Бедную горничную явно разбудили, чтобы помочь Грейс. Заспанная и молчаливая, она снимала каждый предмет одежды и аккуратно складывала его или откладывала для стирки. Когда Китти наконец вышла из комнаты, унося с собой одежду для стирки, Грейс опустилась на край кровати и тяжело вздохнула. Ее била дрожь, когда она позволила напряжению, копившемуся несколько часов, выйти наружу.

И это только послужило ей напоминанием о другой дрожи, которую Грейс ощущала в этот вечер. Прежде чем Грейс успела остановить себя, она вспомнила каждое мгновение поцелуя Рочдейла. Безнравственно допускать такие мысли. Она должна стереть из памяти этот поцелуй и забыть, что это вообще случилось.

Как будто такое возможно.

Как ее подруги, «веселые вдовы», посмеялись бы, если бы прочитали сейчас ее мысли. Они часто делились интимными подробностями своих любовных похождений. Все началось с Пенелопы, леди Госфорт, которая объявила, что зимой в деревне завела любовника. Потом Марианна Несбитт начала поиски любовника, и кончилось все романом с ближайшим другом ее покойного мужа. А потом Беатрис, леди Сомерфилд, вступила в тайную связь с лордом Тейном, эта связь разразилась в публичный скандал и ускорила сегодняшнее аморальное происшествие с ее племянницей Эмили. А у Пенелопы был новый любовник, так же как и у Вильгельмины, вдовствующей герцогини Хартфорд.

У них у всех были любовники, и подруги говорили о них такое, что Грейс краснела, слушая их рассказы. И хотя она не делала секрета из своего неодобрения, рассказы эти вызывали живейшее любопытство. Она была шокирована и смущена большей частью происходящего – честно говоря, всем, – но глубоко в самом дальнем, тайном уголке сердца ей было интересно. Интересно, каково это – испытать то, что они описывали.

Не то чтобы Грейс ничего не понимала в отношениях мужчины и женщины. Она была женой епископа Марлоу и, конечно, делила с ним постель, однако физический аспект брака оставался для нее сложным.

Епископ был старше Грейс более чем на тридцать лет, но он выглядел моложавым, высоким и крепким. Грейс вышла за него, потому что этого потребовали ее родители, она была еще достаточно юна и романтична, чтобы желать настоящего брака. Она хотела любить и быть любимой.

Ее юное тело искало физической близости с его телом, и он давал ей эту близость, но только в той мере, какую считал пристойной. В ту первую неделю их брака, когда она все еще была ослеплена фактом, что из всех женщин он выбрал именно ее, Грейс была чрезмерно пылкой. Епископ резко отчитывал ее, когда она целовала его слишком страстно. Он был шокирован, когда Грейс пыталась инициировать близость, или охотно открывалась, чтобы принять его, или выгибала свое тело навстречу, ища удовлетворения. Он мягко бранил ее за такое распутное поведение, столь неподобающее доброй христианке.

Униженная, Грейс перестала отвечать вообще и лежала тихо и неподвижно всякий раз, когда он приходил в ее спальню. Он делал свое дело быстро, в темноте, поднимая ее ночную рубашку и раздвигая коленом ее благопристойно прикрытые ноги. После всегда быстро целовал и извинялся, что побеспокоил ее, а потом возвращался в свою спальню. Под его заботливой опекой Грейс научилась, как должна вести себя жена.

Епископ научил ее скромно обниматься. Он говорил, что из-за своей слабой натуры женщины должны постоянно прилагать усилия, чтобы держать под контролем страсти, которые, если их не обуздывать, приведут к безнравственности и распущенности.