Леди-босс - [72]

За ее спиной у стены стояли три «Евиных дочки», которых она привезла с собой в Москву, но молоденькие. В таких же зеленовато-синих форменных балахончиках и в пилотках с непонятными вензелями. Они держали в руках какие-то книжечки. Одна из них, убойно красивая негритяночка, с чуть вывернутыми алыми губами, сероглазая, еще подросток, жевала резинку и с любопытством разглядывала этих русских теток, которые сияли бирюльками, как елки, и которых надо было обращать в свою веру. Я огляделась и поняла, что почти никого из настоящих деловых женщин здесь нет. Очевидно, в отличие от меня, они просекли, что будет нести пророчица. И если не считать одной рестораторши и знакомой мне директрисы известного охранного агентства, тут собрались в основном вольные читательницы двухнедельника, из тех, кого Элга именовала «нюшками», то есть жены именитых супругов или их подруги.

То, о чем громыхала миссис, им нравилось. Всегда приятно слышать, что кому-то гораздо хуже, чем тебе. Но главное, что, оказывается, там, за океаном, бравые американочки уже пробили то, чего не пробили мы: кадрово служили в пехоте, авиации и даже на флоте, рулили банками и предприятиями, держали супругов в ежовых рукавицах и чуть что — волокли мужика в суд, поскольку даже заинтересованный взгляд какого-нибудь забывшегося бедолаги на твои титьки или коленки, тем паче комплимент, сказанный на ушко, закон расценивает как посягательство на невинность, честь и достоинство, и не один работодатель, ухвативший за задницу в своем офисе секретаршу, уже тянет срок или выплачивает моральную компенсацию, каковая позволяет оскорбленной телке пережить это ужасное унижение.

Но главное было совсем в ином — пророчица расценивала сильную половину человечества как ублюдочное и вымирающее явление. Она предрекла, что Двадцать Первый век будет веком Женщины, то есть такой Всемирной Бабищи, которая наконец возьмет в свои руки планету и оставит мужикам лишь частичное участие в процессе зачатия, без чего, впрочем, в дальнейшем, в связи с развитием генной инженерии, можно будет и обойтись.

Дамы жутко возбудились. Загоготали, как гусыни, им нравилось думать, что они смогут обойтись без своих гусаков.

Ораторша плюхнулась за фисгармонию и заиграла очень профессионально и энергично. Ее девы уткнулись в книжечки, а она призвала жестом всех нас присоединиться к пению. Такие же песенники были разложены на спинках кресел. Публика начала несколько сконфуженно листать книжечки, поскольку в инглише многие не волокли ни уха ни рыла, девы грянули, пританцовывая нечто псалмообразное, на мотив «Выходила на берег Катюша». Песнопение явно было заготовлено для России. «Евины дочери» пели классно, у негритяночки обнаружилось уникальное бархатистое контральто.

— Ну и как это тебе, Карловна? — покосилась я на Элгу.

— К чертовой матери! — фыркнула та. — Я не имела никакого понимания, Лиз, что тут будет. Кажется, эта особа полагает, что прилетела к туземкам?

— А может, ее не дотрахали в молодости? — предположила я. — Или она просто забыла, как это делается? И чему так обрадовались эти коровы? У каждой есть койка, где ее ждут…

Кажется, я ляпнула что-то не то, потому что Элга отчаянно покраснела. Приняла, значит, на свой счет. В отличие от меня, койка, в которой ждут, у нее была.

Музыкальная пауза оборвалась так же резко, как и началась, миссис ухватилась за Библию и стала растолковывать, что из рая нашу прародительницу выперли исключительно по вине Адама. Этого первого супермужичка завело и возбудило известное пресмыкающееся, уговорив его первым куснуть яблочко. И бывший до этого джентльменом парнишка озверел от похоти и разложил Еву под древом познания. Это, оказывается, был первый случай изнасилования в истории человечества, первое оскорбление действием, каковое наследники Адама продолжают и в наши дни.

— С меня хватит! Я линяю… — пнула я Элгу.

— Я тоже.

В обширном холле перед конференц-залом были выставлены столы для безалкогольного файф-о-клока, такого чаепития встоячку, громоздились горы пирожных, выпечки и бутеров, парили заварочные чайники, расписанные под матрешку, и дышал жаром многоведерный электросамовар, тоже расписанный под хохлому. Четыре редакционные девицы из штата двухнедельника скучали в ожидании перерыва. Девчонки, видно по задумке мадам Рынды, изображали сестричек-аленушек, в сарафанах и кокошниках, и должны были разливать чаи для гостий. Но пока томились без дела.

Кроме них в холле был только Кен. Я чуть не охнула от неожиданности. Он был белым с головы до пят, то есть совершенно белоснежен, начиная с белых замшевых туфель и заканчивая капитанкой с яхтсменской кокардой, которую он держал под мышкой. Стрелками наглаженных брюк можно было порезаться, флотского типа сюртуку с лацканами, облекавшему его чуть сгорбленный высоченный остов, не хватало только эполет. От этой белизны загорелое морщинистое лицо его казалось особенно темным. Он отпивал чай из чашки, изящно держа ее на весу, и хрустел сухариком. Чингисханов-ские глаза его вспыхнули приязнью и весельем, когда он увидел меня. Ну просто отец родной, не иначе.