Лед - [57]

— Есть один угол атаки, на который мы не обратили внимания, — объявил Пропп, когда все расходились.

— Какой? — спросил Сервас.

Они стояли на маленькой парковке позади здания, вдали от взглядов прессы. Сервас направил на джип ключ сигнализации, которую установили ремонтники, сменив все колеса. В холодном воздухе кружили редкие хлопья снега. Вдали за долиной белели горы, небо набрякло серым. Видно было, что скоро начнется снегопад.

— Гордыня, — ответил психолог. — Кое-кто в этой долине решил поиграть в Бога и возомнил себя выше людей и закона. Ему нравится манипулировать простыми смертными вроде нас. Эта гордыня так или иначе должна себя проявить, даже если он прячет ее под маской тишайшей скромности.

Сервас замер и посмотрел на психолога.

— Этот портрет полностью соответствует Гиртману, если отбросить тишайшую скромность.

— И еще огромному количеству людей. Гордыня — не такая уж редкость, поверьте мне, майор.

Дом аптекаря стоял последним на улице, которая была просто проезжей дорогой. Увидев дом, Сервас подумал о каком-нибудь уголке Швеции или Финляндии. Строение соответствовало всем нормам скандинавского стиля: крыша крыта полинялым синим гонтом, просторная терраса занимает часть второго этажа, вокруг растут березы и буки.

Сервас и Циглер вышли из автомобиля. На другой стороне улицы тепло одетые ребятишки лепили снеговика. Подняв воротник, Сервас наблюдал, как они рукавичками сгребают снег с газона. Снеговика они вооружили пластмассовым пистолетом: явная примета времени. С минуту майор радовался, что дети возятся на улице, вместо того чтобы сидеть дома за компьютерами и игровыми приставками.

Вдруг кровь застыла у него в жилах. Один из мальчиков направился к мусорному баку, стоявшему у обочины. Поднявшись на цыпочки, он открыл крышку и на глазах у изумленного сыщика вытащил оттуда дохлую кошку. Держа трупик за шкирку, мальчуган пересек газон и положил свой трофей в двух метрах от снеговика с пистолетом. Сцена получилась поразительно достоверной. Возникало впечатление, что снеговик застрелил кошку из пистолета!

— Господи, — выдохнул окаменевший Сервас.

— По мнению детских психиатров, все это — влияние телевизора и средств массовой информации, — сказала Ирен Циглер, стоявшая рядом. — Они умеют учитывать обстоятельства.

— Ну да, — отозвался Сервас. — Я тоже играл в Тарзана, когда был мальчишкой, но ни на миг себе не представлял, что действительно прыгаю с лианы на лиану или дерусь с гориллой.

— Они с самого детства находятся под постоянным обстрелом игр с насилием и передач с подобными сценами.

— Тогда остается только молиться, чтобы детские психиатры оказались правы, — грустно заметил он.

— Почему же у меня такое впечатление, что они ошибаются?

— Потому что вы сыщик.

На пороге дома стояла женщина и курила сигарету, держа ее между указательным и большим пальцами. Щурясь от дыма, она следила глазами, как они подходят. Три часа назад жандармерия предупредила ее о смерти мужа, но на лице этой женщины не отражалось никакого волнения.

— Здравствуй, Надин, — сказал Шаперон, которого капитан Циглер попросила их сопровождать. — Прими мои самые искренние соболезнования. Ты знаешь, как я любил Жиля. Все это ужасно… Все, что случилось.

Мэр с трудом подбирал слова, было видно, что ему больно об этом говорить. Женщина поцеловала его, едва коснувшись губами, но, когда он хотел ее обнять, решительно отстранилась и перевела взгляд на остальных. Она была высокая и сухопарая, с длинным лошадиным лицом и седыми волосами. Сервас, в свою очередь, принес ей соболезнования и поразился силе ее рукопожатия. Он сразу почувствовал, как в воздухе повисла враждебность. Что там говорил Шаперон? Эта Надин работает в благотворительной организации.

— Полиция хотела бы задать тебе несколько вопросов, — продолжил мэр. — Они обещали пока спрашивать только о самом необходимом, а с остальным подождать. Можно войти?

Не говоря ни слова, женщина повернулась и пригласила их в дом. Сервас заметил, что он очень красив, добротно срублен из дерева. В маленьком холле справа стояла конторка с лампой под абажуром и с чучелом лисы, которая держала в зубах ворона. Сервасу на ум сразу пришла гостиница для охотников. В вестибюле имелась еще и вешалка, но Надин Гримм не предложила им раздеться. Она направилась наверх по крутой лесенке рядом с конторкой, которая вела прямо на террасу. Все так же безмолвно хозяйка указала им на плетеный диван с множеством подушек, откуда можно было любоваться полями и лесом. Сама Надин уселась в кресло-качалку возле перил и закутала ноги в плед.

— Благодарю вас, — сказал Сервас и продолжил после некоторого колебания: — Есть ли у вас соображения, кто мог это сделать?

Надин Гримм выпустила струйку дыма и посмотрела Сервасу прямо в глаза. Крылья ее носа задрожали, словно она ощутила неприятный запах.

— Нет. Мой муж был аптекарь, а не гангстер.

— Не получал ли он каких-нибудь угроз, не было ли ему странных звонков?

— Нет.

— Не заявлялись ли в аптеку наркоманы? Не было ли краж?

— Нет.

— Отпускал ли он фенадон?[22]

— У вас еще много подобных вопросов? — В ее взгляде появилось нетерпение, смешанное с раздражением. — Мой муж не занимался наркотиками, у него не было врагов, он не замешан ни в каких подозрительных делах, был самым обыкновенным придурком и пьяницей.