Лед и вода, вода и лед - [134]

Она выходит на боковую палубу. Не надев ни куртки, ни сапог. Просто нажимает на ручку двери и выходит, позволив ледяному ветру вцепляться в волосы и надувать блузку на спине, осторожно идет по скользкой обледенелой палубе к борту. Облокачивается на фальшборт, спрятав в ладони голову, в которую уже протискивается настоящая мысль. Осознание.

Это он. Роберт. Роббан. Конечно, это он. Вечный шутник. Опасный шут. Без сомнения. И тем не менее она не узнавала его, не понимала, кто он, вплоть до сегодняшнего вечера. Пока он не вынул из кармана этот галстук и не стал изображать, что вешается.

Сорок лет прошло. Но он так ничего лучше и не придумал.

Она приподнимает голову. Мгновение глядит на огромные льдины, которые совсем рядом с судном гневно обращают к небу свое бирюзовое нутро, крутятся и переворачиваются, безуспешно пытаются дотянуться до облаков, но снова вдавливаются в море, толкаются, сжимают друг друга, бодают, поддевают и оттесняются прочь другими огромными льдинами.

Сюсанна выпрямляется, поворачивается спиной к разбитому льду, роется в карманах. Трясущимися руками зажигает сигарету. Сует руки в карманы. Чувствует, что мерзнет, но не сопротивляется. Пусть. Вместо того чтобы ежиться, она наслаждается тем, как остывает, делается прохладной, холодной, вдруг думает — она могла бы так жить, могла бы провести остаток жизни на палубе «Одина» в одной тонкой блузке, правда, такая жизнь продлится не очень долго. Чуть улыбнувшись, Сюсанна глубоко затягивается и снова оборачивается, снова глядит на грохочущую ледяную мельницу «Одина». Мельницу, которая могла бы убить человека. Уничтожить его за очень короткое время. Изорвать сухожилия и мышцы, раздробить череп и скелет…

Глупости. Думать надо. А не только чувствовать.

Так значит, Роббан на борту «Одина». Теперь он — довольно немолодой доцент-химик, что в его возрасте следует рассматривать скорее как провал. Но себя он явно считает по-прежнему крутым. Носит длинный конский хвост, хотя это ему не идет, волосы у него жидкие и седые. Лицо все в морщинах, и он не в силах скрыть зависти к мужчинам красивее, моложе и успешнее, чем он сам. И регулярно продолжает преследовать женщин, которые едва успели родиться, когда он сам уже был в двух шагах от своей геростратовой славы.

Это Роббан. Роберт. Озлобленный маленький подросток, навсегда застывший в теле старика. Человек, загнавший Бьёрна в лес. Человек, однажды определивший всю жизнь Сюсанны своей пантомимой в Народном парке Несшё. Человек, убивший радость в жизни Инес и превративший жизнь Элси в покаяние и искупление. И вот он здесь. В пределах досягаемости Сюсанны. А она — в пределах его досягаемости.

Она замирает, не успев затянуться как следует. Смотрит прямо перед собой. Кашляет. Осознает и понимает то, что следовало осознать и понять намного раньше. Это же он! Конечно же. Это Роббан раз за разом пробирался в ее каюту. Роббан испортил ее одежду, обоссал стены ее каюты и написал «Пизда» на зеркале. Роббан выложил очертания мертвой женщины у Сюсанны на койке и, склонившись, тщательно затягивал ремень вокруг невидимой шеи.

Он ненавидит ее. Знает, кто она такая, и ненавидит. А ненавидит за то, что у нее когда-то был брат.

Она глубоко затягивается и вдруг ощущает табачный вкус. Противный. Мерзкий. Отвратительный. Выкидывает окурок за борт, смотрит, как он попадает между двух льдин и оказывается уничтожен. Она сует руку в карман, вытаскивает пачку сигарет и швыряет следом. Курить Сюсанна больше не намерена.

А что она намерена делать — это ей теперь совершенно ясно.

~~~

Нужно, чтобы прошло несколько дней. И несколько ночей. Время — это единственное, что у нее есть. Плюс, конечно, пара-тройка старых, порядком затасканных приемов обольщения.

Сперва она ощущает себя слегка глупо, применяя эти приемы к Йону, но успокаивает себя тем, что они проходят на «ура», что он устремился к ней в объятия с такой скоростью, что едва не сбил ее с ног. Она чуть угрызается во время его первых поцелуев, стыдится собственной расчетливости, но уже не может остановиться, и у него на койке всякий стыд ее уже покидает. Сердце бьется быстрее, горло перехватывает, и она забывает, зачем она здесь, только скользит губами и пальцами по его нежной шее, его теплой спине, его волосатому животу, тесно прижимается к нему и стремится проникнуть к нему под кожу… А потом улыбается, когда он засыпает с ней рядом, и молча лежит улыбаясь и видит в рассветном сумраке его смятые вещи, сваленные в кучу на полу каюты. Какое счастье, что он не хочет жениться. И какое счастье, что при этом он хочет быть с ней тут, лежать, тесно прижавшись, ночь за ночью.

Когда наступает утро, они спускаются в кают-компанию вместе, так что все видят и понимают, что они теперь пара. За завтраком они садятся друг напротив друга. Сидят друг напротив друга и за обедом, и за ужином. Все чаще оказываются в обществе Андерса с Ульрикой, утвердивших за собой статус старшей пары номер два. Иногда ловят покровительственно-жалостливые улыбки более молодых женщин-исследователей, но с подобным унижением Сюсанна готова смириться. Зато Ульрика отнюдь не столь терпима, и после пары ее резких замечаний с этими жалостями покончено.