Лёд и пламя - [2]

По-видимому, отдохнув, герр Крюгер опять поднял свой хлыст и огрел им меня прямо по гениталиям. Дикая боль захлестнула мой мозг и на несколько минут я выпал из реальности. Обратно вернулся тоже от боли, теперь удар пришёлся по грудине, кончиком кабеля зацепив шею. Наверное, уже удовлетворившись проделанной работой, герр Крюгер опустил этот, используемый в качестве хлыста, обрезок кабеля и, перемешивая русские и немецкие слова, задал мне вопрос:

— Ти, руссиш швайн, бистро отвечайт на вопрос. Кто вас подговорить напаль на майн син Аксель? Шнелль, сын опоссума, шнелль!

Я в этот момент корчился от боли, а в голове билась только одна мысль:

"Нет! Никак нельзя, даже думать об Учителе. От этой адской боли могу, невзначай, назвать его имя. О, Боже! Почему ты послал мне эти мучения? А-а-а, если это продлиться ещё пять минут, я же оговорю Михалыча. Он же нас с Пашкой предупреждал, нужно сидеть тихо и выступить неожиданно и только всем вместе. Какого чёрта мы решили проучить этого борова. Дураки, думали, в масках нас не узнают и не найдут. Какие мы всё же идиотские сосунки, если уж взялись мстить за сестру Пашки, нужно было мочить этого гада. А-а-а, что же делать?"

На секунду я опять выпал из этого мира, а когда вернулся, в голове сидело уже готовое решение:

"Да, надо умереть! Только не так, как Пашка, в диких мучениях, в блевотине и говне."

Невыносимый запах которых отчетливо несся от соседнего столба, где уже безвольно висел, накрепко привязанный к столбу, мой лучший друг.

"Нельзя больше допускать до себя этих садистов Матти и Кирпича. Нужно так разозлить герра Крюгера, чтобы он сам меня пристрелил. И делать это надо быстро, а то не выдержу и всех сдам."

Приняв окончательное решение, я поднял голову и на чистейшем немецком языке произнёс:

— Будь вы прокляты – грязные, вонючие арийские свиньи! Чтобы ваш ублюдочный Гитлер вечно горел в адском пламени!

После чего, набрав в рот слюны, плюнул прямо в ненавистную рожу герра Крюгера. Отвратительная смесь соплей и крови повисла у него прямо на щеке.

Последнее, что я увидел, была искажённая физиономия Акселя и несущаяся прямо мне в голову здоровенная палица – это был черенок от лопаты. Затем, как будто выключили свет, наступил мрак, тишина и безвременье.

Все эти воспоминания пронеслись в моём мозгу буквально за мгновенье. Следом пришло ощущение какой-то неправильности и нелогичности. Во-первых, это, конечно, холод и снег. Во-вторых, непонятно, почему я лежу, а не стою, привязанный к столбу, и почему тело совершенно не ощущает боли, которая мучила меня перед отключкой. И наконец, куда делся сарай и все находившиеся там.

Попытавшись присесть, я с немалым облегчением ощутил, что сделал это безо всякого напряжения и без ожидаемой мной боли. Все члены слушались меня прекрасно. Почки и печень, до этого отбитые герром Крюгером, даже не ощущались. Получалось, что я был полностью здоров, только немного подкапывала кровь с левой стороны головы, но боли практически не было. Встав на ноги, прислонился к стоявшему рядом толстому дереву. Затем сдёрнув большую варежку, захватил полную пригоршню снега и обтёр им кровь. Потом рукой прощупал кровоточащее место. Была слегка ободрана щека, и отсутствовала половинка мочки уха.

"Полная херня, царапина, которая только украсит настоящего мужика, – так сказал бы мой дружище Пашок."

И опять перед моими глазами возник образ моего друга. Неожиданно картинку последних минут жизни Паши заслонило лицо нашего Учителя – Михалыча. Он, глядя прямо на меня, усталыми, немного покрасневшими глазами, говорил:

— Нельзя поддаваться своим эмоциям. Всегда предполагай, что враг умнее и гораздо коварнее, чем ты. Перед тем, как действовать, оглядись, охлади свой мозг и подумай, где тебя может ждать засада. И знай, что от твоего хладнокровия и правильных действий зависит не только жизнь твоих друзей, но и судьба всей нашей нации. Помни, что других попыток и дублёров у тебя нет – нас осталось слишком мало.

Всё это происходило в секретном тренировочном лагере нашего Эскадрона, на небольшом островке в центре Пийского болота. Там нас учили стрелять, бесшумно и быстро ползать, драться на ножах и всяким другим боевым премудростям. Были даже занятия по восточному единоборству – ушу называется. Его вёл старый уральский казак, родители которого бежали в Китай, после того, как власть захватили большевики. После оккупации России немцами, он, неизвестно какими путями, вернулся на родину и сразу же включился в работу подполья. Но, самым авторитетным человеком, для меня, конечно, был Михалыч. Хотя он и не вёл занятий и вообще, редко бывал на базе Эскадрона.

Михалыч, как сын репрессированных большевиками врагов народа, занимал какую-то должность в нашей магистратуре. Именно он направлял нас в фиктивные командировки на нужды РОА (имени Клопова). А так же всегда обеспечивал аусвайсами бойцов нашего Эскадрона – когда они принимали участие в какой-нибудь диверсии.

Я был сиротой, кроме бабушки, ни одного родного человека рядом не было. Михалыч принял самое активное участие в моей судьбе. Он взял полностью на себя моё образование и обеспечивал нас с бабулей, еженедельным магистратским пайком. Благодаря этому мы и не погибли в самые голодные годы. Четыре года назад, уже пятнадцадцатилетнего, он определил меня в двухгодичное ремесленное училище. Там я стал механиком по ремонту и обслуживанию сельскохозяйственных механизмов. Такое образование, как у меня, было верхней границей для неарийского населения третьего рейха. После окончания училища меня вернули на работу в поместье, к моему хозяину герру Крюгеру.