Лёд и пламень - [5]

Поев, мужчины встали и гурьбой двинулись во двор к своим тракторам, а Брайони принялась мыть посуду. Погода к полудню начала наконец проясняться — первый робкий луч солнца проник в кухню сквозь окно. Вздохнув, Джон медленно достал из кармана рубашки письмо и положил его на край стола.

Брин взглянула на письмо и сразу же узнала знакомый штамп на конверте «Джермейн корпорейшн». Как по-американски звучит, передернула плечами она, и как отвратительно…

— Еще одно, — произнесла она подчеркнуто спокойно, и Джон понуро кивнул головой.

— Да. Еще одно. Я думаю, тебе лучше самой прочесть.

Губы Брин, похожие своими загнутыми уголками на лук Купидона, мрачновато скривились.

— Я прочту его потом, папа.

Джон снова кивнул и, застегивая молнию меховой куртки, вышел во двор. Брин видела в окно, как трактора выкатили за ворота, и, слушая тишину, установившуюся после этого, вдруг ощутила, что слезы наворачиваются ей на глаза. Вот еще! «Слезами горю не поможешь», — часто повторяла мать, и Брин навсегда запомнила эти слова. Сама она никогда не видела мать плачущей, даже в тот день, когда та узнала, что у нее рак. За все пять месяцев до самой смерти мать так и не проронила ни слезинки. Виттейкеры вылеплены из крепкого теста, и всегда были такими. Такими и останутся.

Она заставила себя вычистить всю кухню снизу доверху, прежде чем села за стол и ножом вскрыла письмо. Оно было адресовано мистеру Брину Виттейкеру. Поскольку отец чувствовал себя куда уверенней с тракторами и овцами, чем с письмами, Брайони вела за него всю переписку, а по стилю, сухому и ясному, в «Джермейн корпорейшн» ее приняли за сына, а не за дочь.

С отвращением, казалось пронизавшим ее до костей, она быстро пробежала глазами письмо. То же самое, что и раньше. Не считая того, что цена за покупку фермы поднялась еще на тысячу фунтов, плюс мистер Джермейн предлагал купить у них все стадо овец. «В целях достижения компромисса», — прочитала она последнюю фразу. И подпись: Кристофер Джермейн. Это имя, написанное смелым и решительным почерком, будто смотрело на нее с низа листа.

Брин гневно скомкала письмо в маленький шарик и бросила в печку. Но оно отскочило и упало на спину Вайлет. Старая собака подняла голову и словно бы с упреком взглянула на нее. Потом снова улеглась с долгим страдальческим вздохом.

Брин наклонилась вперед и обхватила голову руками. Как долго они еще смогут продержаться? Банк… ах, этот чертов банк. Там, конечно, хотят, чтобы долг был погашен, и потому быстренько прознают о предложении «Джермейн корпорейшн». Ну еще бы! Мистер Кристофер Джермейн ждет не дождется, чтобы обделать это дельце, и здесь их интересы сходятся.

В какой-то момент ей показалось, что отец сдался и готов уже все бросить, ведь ферма приносила одни убытки. Пять лет назад он был еще уверен, что они смогут выпутаться, но с резким сокращением субсидий, недавно установленным парламентом, и с нарастающей конкуренцией Европы дела их пошли совсем плохо. Брин знала все, но никогда не позволила бы себе сказать об этом отцу прямо.

Нет, она никогда не продаст ферму этому проклятому мистеру Джермейну!

Чтобы успокоиться, она заварила себе чашку крепкого горячего чая и, грея о нее пальцы, села за стол. Хорошо, что Кэти, по крайней мере, избавлена от этих проблем там, в Лондоне. Кэти всегда была умницей, хотя и училась в школе кое-как. А потом вообще бросила школу и уехала в Лондон, решив искать свое счастье там. А почему бы и нет? Что ни говори, она ведь красавица.

Подумав о сестре, Брин взглянула на ее фотографию, которая занимала почетное место на комоде в гостиной, и еще раз восхитилась, до чего же Кэти хороша. Это был отличный студийный снимок, сделанный очень хорошим фотографом. Кэти работала тогда регистратором в отеле, и один из постояльцев, стремясь познакомиться с ней поближе, предложил ее сфотографировать. Кэти, конечно, заслуживала это, подумала Брин о сестре с улыбкой. Мужчины всегда охотно болтали с ней и готовы были ради нее на многое. А этот к тому же был еще и честный — он и вправду оказался фотографом, а в доказательство сделал снимок. В отличие от Брин, сестра унаследовала от отца голубые глаза и светлые волосы, да к тому же имела гибкую фигуру, придававшую ей изящный вид феи. Когда в детстве Брин читали сказку о Спящей красавице, она всегда представляла ее похожей на Кэти, такой нежной, изящной, словно тростинка, и с тонкими чертами лица, как у принцессы.

Поэтому, когда в девятнадцать лет сестра решила уехать в Лондон и попытаться стать фотомоделью в столице, Брин нисколько не удивилась. Ведь Кэти настолько же терпеть не могла жизнь на ферме, насколько сама Брин любила ее. Отец спорил, возражал, особенно боясь, что и младшая дочь, вслед за старшей, может уехать в столицу, но Кэти всегда поступала как хотела. Она могла быть очень решительной и в конце концов настояла на своем.

Кэти жила в Лондоне уже шесть лет, и хотя никогда не писала, но изредка звонила, и тогда Брин подолгу выслушивала рассказы о последних похождениях сестры. Временами ее просто распирало от гордости за Кэти. Это же фантастика, иметь сестру, работающую профессиональной моделью, портреты которой можно найти в журналах на газетных лотках! Красавицу, особенно в сравнении с ней самой, такой непривлекательной!