Лечение электричеством - [2]
Грабор чувствовал, когда Лизонька пьяна, а когда не просто пьяна. Он изучил весь регистр ее состояний. Вдаваться в детали ему не хотелось, но он понимал, что для достижения результата она использует самые разные препараты. «Сейчас в цене альфафитопротеин, из плода выкидыша, абортивный материал. Один грамм — миллион долларов. Берешь?» «Я спасла своего шефа, его самолет должен был разбиться, я как почувствовала — он хотел лететь через Швейцарию, я нарочно дала другой рейс…» «Мальчик, сегодня был удивительный вечер: друзья, Наташка, один оперный певец… Мой бывший… Я тебе до этого не говорила… Ты же знаешь, что я пою… Я неплохо пою… Он исполнил арию из Фауста, я глотнула „Хеннесси“ и повторила меццо-сопрано… Я смогла, подхватила. В доме полопалась посуда. Мне никогда не повторить такого…» «Уснула на дне бассейна, спасибо, разбудили…» «Угнали машину, менты нашли кокс под передней панелью… Кто подсунул?» «Я художница, меня попросили, я делаю. Обещали всего десять штук. Меня теперь судят за подделку Рембрандта… Хрен им с маслом… Художник всегда жертва мошенничества…» «Я тут курить выхожу в подвальчик, на уровне ног, и видела башмаки, как у старика Хоттабыча: волшебные, с загнутыми носами — он сейчас передо мною, пришел в наш магазин — от индусов может закружиться голова, давай, я через часик перезвоню…» «Ой, как интересно, у меня сегодня день рождения… Да? В один день? Как интересно…»
Даже из тюрьмы она позвонила первый раз именно Грабору в Нью-Йорк, попросила, чтобы он поискал кого-нибудь в помощь — ее нужно было выкупить. Под утро была дома: пела, смеялась. Счастье всегда на месте. Ей всегда было нужно куда-нибудь помчаться, поехать, сорваться с места. Любимое действие. Куда угодно, но помчаться. На океан, за коньяком, на помощь кому-нибудь: вокруг нее вились какие-то беглые наложницы, неизлечимые наркоманы… Всех встреченных на пути она пыталась вовлечь в свое мчание, включала в свой бред. Кличкой ее было слово Толстяк — Грабор не был уверен, он ли эту кличку придумал. Прозвище не соответствовало реальным объемам ее форм, но за Лизонькой оно удержалось надолго, навсегда. Ей и самой это нравилось. Она подписывала открытки не иначе как «Толстячок», могла представиться так по телефону незнакомым людям. Лизонька Толстяк… Нормально.
Она была крупной женщиной славянского типа, немного рыхловатой, мягкой, уютной — при ее сверхзвуковой подвижности величие тела только придавало шарма. Правильные черты лица, тоненький носик, большой накрашенный рот с красивыми зубами… В меру манерности, в меру натуральности: она нравилась мужчинам и использовала это без стеснения. Никакого собственного жилья у нее не было. В начале их романа (три года назад) она снимала красивые квартиры, но что-то случилось: то ли выгонял хозяин, то ли перестал платить спонсор. Она позвонила, подробно рассказывая, какую орехово-дубовую мебель она дарит сейчас друзьям и выставляет на улицу. Их разговор скоро перешел в область телефонного секса, и наутро она прилетела из Сан-Хосе в Нью-Йорк. Примчалась, хотела остаться, не получилось. В Калифорнии она теперь жила у подружек, перемещаясь от одной к другой вместе со своим попугаем в высокой железной клетке, несколькими картинами, написанными ею в более спокойные времена, и очень ограниченным гардеробом. Шмутья у нее было на удивление мало, но она могла преподнести себя эффектно в любом наряде. С подружками через несколько месяцев ссорилась (или попугай доставал их своими криками), после чего переезжала к кому-нибудь другому. Жила на чужой яхте, одно время катались с места на место в большом разрисованном автобусе с какими-то престарелыми хиппи, пока и эта идея себя не исчерпала.
О ее прошлом Грабор знал мало. Родители давно были разведены, о матери она отзывалась пренебрежительно, отца вспомнила только в тот день, когда он умер. Еще была сестра: Лизонька показывала фотографию молодой полуголой девушки, упавшей на неостриженную гриву сверкающего коня. Был луг в росе и тумане. Волосы девушки свивались с желтой гривой животного. Конь сохранял совершенство, сестра еще не достигла совершеннолетия. Единственным родственником, о котором она отзывалась тепло, была ее бабушка. Бабушка обладала какими-то волшебными свойствами и когда-то предсказала ей ее судьбу от точки до точки. Лизонька утверждала, что все с ней так и происходит. Еще с ней несколько лет назад случилась трагедия, жуткая история, хотя она старалась об этом не рассказывать. Грабор постоянно чувствовал в ней этот надрыв. У нее был роман с известным танцовщиком из «Американ Балет Театр» и «Нью-Йорк Сити Балет», звездой первой величины, очень влиятельным и богатым человеком: она забеременела, отважилась на роды, родила ему двух мальчиков-близнецов. Они погибли в автомобильной катастрофе под Вашингтоном через восемнадцать месяцев. Она вспоминала слова «лимузин», «аэропорт», «опоздание» — большего добиться было невозможно. Он видел фотографию двойняшек, запиханных за пластик ее кошелька вместе с карточкой водительских прав и визиткой танцора. Грабор избегал любых расспросов, ему казалось, что она теперь во всем ищет трагедии, что только драматизация придает смысл ее существованию и дает возможность его продолжения. Даже в выборе любовника на другой стороне континента было что-то излишне романтическое и безысходное. Лизоньке нравилось ставить перед собой невыполнимые задачи и жить в чарующей гибельности своих проектов. С другой стороны, их существование озарялось хорошей интригой, поддерживалось то, что можно назвать страстью, любовью, безумием.
Раньше мы воскуряли благовония в священных рощах, мирно пасли бизонов, прыгали через костры и коллективно купались голыми в зеркальных водоемах, а потом пришли цивилизаторы, крестоносцы… белые… Знакомая песенка, да? Я далек от идеализации язычества и гневного демонизма, плохо отношусь к жертвоприношениям, сниманию скальпов и отрубанию голов, но столь напористое продвижение рациональной цивилизации, которая может похвастаться чем угодно, но не глубиной мышления и бескорыстностью веры, постоянно ставит вопрос: «С кем вы, художники слова?».
Смешные, грустные, лиричные рассказы Вадима Месяца, продолжающие традиции Сергея Довлатова, – о бесконечном празднике жизни, который начался в семидесятые в Сибири, продолжился в перестроечной Москве и перешел в приключения на Диком Западе, о счастье, которое всегда с тобой, об одиночестве, которое можно скрыть, улыбнувшись.
«Искушение архангела Гройса» вначале кажется забавной историей бизнесмена, который бежал из России в Белоруссию и неожиданно попал в советское прошлое. Но мирные окрестности Мяделя становятся все удивительнее, а события, происходящие с героем, все страннее и загадочнее… Роман Вадима Месяца, философский и приключенческий, сатирический и лирический, – это прощание с прошлым и встреча будущего.
«Вечный изгнанник», «самый знаменитый тунеядец», «поэт без пьедестала» — за 25 лет после смерти Бродского о нем и его творчестве сказано так много, что и добавить нечего. И вот — появление такой «тарантиновской» книжки, написанной автором следующего поколения. Новая книга Вадима Месяца «Дядя Джо. Роман с Бродским» раскрывает неизвестные страницы из жизни Нобелевского лауреата, намекает на то, что реальность могла быть совершенно иной. Несмотря на авантюрность и даже фантастичность сюжета, роман — автобиографичен.
Яркий литературный дебют: книга сразу оказалась в американских, а потом и мировых списках бестселлеров. Эмира – молодая чернокожая выпускница университета – подрабатывает бебиситтером, присматривая за маленькой дочерью успешной бизнес-леди Аликс. Однажды поздним вечером Аликс просит Эмиру срочно увести девочку из дома, потому что случилось ЧП. Эмира ведет подопечную в торговый центр, от скуки они начинают танцевать под музыку из мобильника. Охранник, увидев белую девочку в сопровождении чернокожей девицы, решает, что ребенка похитили, и пытается задержать Эмиру.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.
Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Рассказ о том, как прогулка по морскому побережью превращается в жизненный путь.