Лечебный факультет, или Спасти лягушку - [2]
— Да в этом, в «Оазисе». Блин, Тамара, какие сапоги? Мне тысяч двадцать придется отвалить за семестр. По ходу, эти — последними будут.
— Слышь, ты че? Какие двадцать? Гиста[1] у нас в кармане, фэ-зэ-эл[2] — дешево идет, а анатомию ты сама сдашь…
— Это только если попаду к Полянскому.
— Бля, с чего ты такая трусиха, а? Ой, а пятна — это у тебя от Саныча остались?
— Ну да, а я о чем? Стух уже наш Саныч, гад, нового надо брать…
— Не говори.
— Смотри, Тамара, вот Форель сидит. Пошли, спросим — проставляют уже гисту?
Энергично цокая, Фарзет с Тамарой приближаются ко мне. Я быстро здороваюсь. Между собой они всегда обмениваются поцелуйчиками, но мне слегка неловко целоваться, поэтому мы обходимся вербальным приветом.
— Дашк, а гисту уже всем зачли?
— Нет, — говорю я, — расслабьтесь. Вон, у меня двойка стоит, хотя позавчера я отрабатывала часов до девяти.
— Да ты что! Он серьезно дрючит, да?
— Нет, нормально все, просто ему постоянно кто-то звонит, и он уходит разговаривать.
— Хм… Небось это насчет проктологической клиники… — говорит осведомленная Тамара.
— Ну да. Старик весь в делах. Хочет построить бизнес.
— Рубильников — старый педрилло. Ни х…я у него не получится.
— Да ладно. Флаг ему в руки и ветра в парус, — резюмирует Фарзет. — Окей, мы пошли…
…За окном — минус двадцать. Шея мерзнет, а коленки — горят. Сижу на подоконнике, подо мной — батарея, я вникаю в учебник. Немного нервничаю. Боюсь. Мне предстоит сдавать анатомию заведующему кафедрой, Андрею Григорьевичу Висницкому. Висницкий не терпит две вещи: свою работу и студентов. Бывший военный хирург, он агрессивен, суров и груб. Но больше всего — несчастен. Профессор будто бы мстит студентам за то, что обстоятельства вынудили его покинуть армию. Как человек неглупый и целеустремленный, Висницкий быстро сделал карьеру в науке, однако однообразие дней, вялые лекции и плохо проветриваемые кабинеты угасили его пыл. Андрей Григорьевич подходил к тому возрастному рубежу, когда стремлений становится все меньше, а потолок кажется все ниже, как будто еще чуть-чуть, и ты заденешь его головой. У него стройный торс, военная выправка, жилистые руки. Лицо исчиркано мужественными морщинами, глаза розовые и водянистые. На верхней губе — узкий шрам. Большинство студентов испытывают к заведующему кафедрой анатомии сложную смесь чувств, состоящую из презрения, восторга и жалости. Висницкий — очень мрачный человек. Однако есть у нас персонажи и поярче. Но о них — потом.
Вхожу в кабинет. Чувствую, какие у меня влажные ладошки. Перед Андреем Григорьевичем довольно высокая кипа бумаг; он с шелестом перебирает их, размашисто ставит подписи.
— Эй ты, я занят.
— Но вы же…
— Выйди вон из кабинета, предварительно застегнув халат.
— Слушаюсь. — Я перебираю пальцами пуговицы. Все вроде на своих местах.
— Давай ступай.
— Андрей Григорьевич, будьте любезны, оторвитесь всего на несколько минут. Иначе меня отчислят…
— Ты что думаешь, это — мои проблемы? Чаще надо было ходить!
— Да я ходила, ходила. Просто не успела к зачету.
— Не люблю ругаться матом…
— Ну ладно, я пойду.
— И не смей больше приходить без пропуска! И вообще договариваться надо.
— Так вы же мне сами назначили.
— Так, не мешай. Сколько долей у печени?
— Три.
— Три-и?! Иди отсюда на фиг, пока я не разозлился.
На самом деле у печени действительно три доли. Но Висницкий не в духе, в общем-то, как и всегда. Анатомию мне не поставили. Придется тащиться еще и завтра…
Я приземляюсь на лавочку напротив закрытой двери. Чуть левее — плакат с фотографией студента, проводящего мокрой шваброй по стене, дальше чернеет надпись: «Стены — кафельное лицо кабинета». Ниже — приписка красным маркером: «А пол — что? Кафельный зад?» Захлопнув учебник, я понимаю — пора двигать домой.
Кафедра анатомии находится почти за городом. Раньше университету принадлежал дореволюционный особняк на одной из центральных улиц, и теоретические занятия проходили там. Однако Лаптев, тогдашний управляющий хозяйственными делами, продал дворец науки за гроши, присвоив себе неплохие проценты. С тех пор занятия проводятся этажом выше морга. На семинары приходится ездить в разные анатомические образования. «Анатомическим образованием» мы называем задницу. Так звучит культурней. Например:
— Ну что, как идет учеба?
— Она сейчас находится у меня в одном анатомическом образовании.
Или:
— В деканате просили тебе передать, чтобы ты шел в определенное анатомическое образование.
Тогда, сидя на лавочке, я думала: вот оно, анатомическое образование — как есть. С позиции сегодняшнего дня это студенческое упругое анатомическое образование кажется мне мелким и не стоящим внимания. Мятежные юношеские проблемы — усмехнуться, умилиться и забыть.
Но это сейчас, а тогда, пять лет назад, мне казалось, что кругом — тьма непроглядная. Я устала, выжата, потеряна, меня то и дело охватывает злоба и ощущение собственной беспомощности. Разговаривать — бесполезно. Играть по правилам — тем более. Выучивать, зубрить, выписывать формулы… как будто я этого не делаю. Я выбиваюсь из сил, но мои действия не дают никаких результатов и ни на что не влияют. Здесь все как-то иначе. Здесь нет правил, хотя есть твердый закон.
«Есть такой древний, я бы даже сказал, сицилийский жанр пастушьей поэзии – буколики, bucolica. Я решил обыграть это название и придумал свой вид автобиографического рассказа, который можно назвать “bucolica”». Вот из таких «букаликов» и родилась эта книга. Одни из них содержат несколько строк, другие растекаются на многие страницы, в том числе это рассказы друзей, близко знавших автора. А вместе они складываются в историю о Букалове и о людях, которых он знал, о времени, в которое жил, о событиях, участником и свидетелем которых был этот удивительный человек.
В сборник включены роман-дилогия «Гобийская высота», повествующий о глубоких социалистических преобразованиях в новой Монголии, повесть «Большая мама», посвященная материнской любви, и рассказы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Даже в парфюмерии и косметике есть пробники, и в супермаркетах часто устраивают дегустации съедобной продукции. Я тоже решил сделать пробник своего литературного творчества. Продукта, как ни крути. Чтобы читатель понял, с кем имеет дело, какие мысли есть у автора, как он распоряжается словом, умеет ли одушевить персонажей, вести сюжет. Знакомьтесь, пожалуйста. Здесь сборник мини-рассказов, написанных в разных литературных жанрах – то, что нужно для пробника.
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
![В долине смертной тени [Эпидемия]](/storage/book-covers/20/20b59336dc28de47dc7a206b6ad9ee6ea45788bb.jpg)
В 2020 году человечество накрыл новый смертоносный вирус. Он повлиял на жизнь едва ли не всех стран на планете, решительно и нагло вторгся в судьбы миллиардов людей, нарушив их привычное существование, а некоторых заставил пережить самый настоящий страх смерти. Многим в этой ситуации пришлось задуматься над фундаментальными принципами, по которым они жили до сих пор. Не все из них прошли проверку этим испытанием, кого-то из людей обстоятельства заставили переосмыслить все то, что еще недавно казалось для них абсолютно незыблемым.
Склиф – это не институт и не больница. Это особый мир. Доктору Данилову посчастливилось» устроиться на работу в место, которое называют и «Кузницей здоровья», и «Фабрикой смерти», и «Главной помойкой Минздрава».Вы знаете, сколько существует способов самоубийства и что делают с несостоявшимися смертниками врачи? Что хуже – отравиться дорогим героином или дешевым нашатырем? Герои и подлецы, циники и святые…Некоторые говорят, что Склиф – это нечто среднее между бойней и церковью.Сколько можно продержаться в главном институте Скорой помощи Данилов не знал, тем более, после одного страшного случая.
Кожно-венерологический диспансер — самое таинственное из всех медицинских учреждений. Здесь не задерживаются те, кто не умеет держать язык за зубами… Доктор Данилов думал, что нашел спокойную работу, но очень скоро понял, что он ошибся. Сифилис и гонорея излечимы, глупость — нет.КВД — это место, где надо всегда быть начеку. Стоит однажды расслабиться — и ты пропал. Но самое интересное в кожно-венерологическом диспансере — это не диагнозы, а причины заболеваний. Вот тут-то и начинается самый настоящий триллер с элементами комедии.
В этой книге собраны самые яркие, искрометные, удивительные и трагикомичные истории из врачебной практики, которые уже успели полюбиться тысячам читателей.Здесь и феерические рассказы Дениса Цепова о его работе акушером в Лондоне. И сумасшедшие будни отечественной психиатрии в изложении Максима Малявина. И курьезные случаи из жизни бригады скорой помощи, описанные Дианой Вежиной и Михаилом Дайнекой. И невероятные истории о студентах-медиках от Дарьи Форель. В общем, может, и хотелось бы нарочно придумать что-нибудь такое, а не получится.
Перед вами – один из самых увлекательных романов Андрея Шляхова. Холодный кафельный пол, угрюмые санитары, падающие в обморок студенты-медики. Бывалый доктор Данилов оказывается в морге, к счастью пока как сотрудник этого таинственного учреждения. Изнанка жизни патологоанатомов еще страшнее, чем видится нам, простым обывателям. Вперед, в царство Аида, только не оглядывайтесь и не закрывайте книгу – все самое интересное только начинается.