Лебедь Белая - [7]

Я сказал это спокойно, безо всякого намёка на угрозу, однако взор дверного стража стал мягче.

– Что ж вы сразу не назвались? Господин велели без промедления вести вас к нему. Ждёт он вас.

То-то же. Дверь гостеприимно распахнулась, и я вошёл в сени. Нет, это у нас сени, а у них так сразу и не поймёшь что: длинный переход с разрисованными стенами, по углам высокие глиняные горшки, а к потолку на цепях подвешены тележные колёса, на коих стоят горшки поменьше. В тех, что поменьше, горит огонь. Я так понял, маленькие горшки для того нужны, чтобы смотреть куда ступаешь и ненароком не разбить горшки большие. Мне кто-то говорил, что эти большие по деньгам дороже прозрачного железа.

Дверной страж провёл меня в горницу, где из всего знакомого доброму человеку стояла одна скамья, да и та настолько хлипкая с виду, что садиться на неё было боязно, того и гляди развалится. Однако я сел. Страж попросил меня обождать, и побежал звать господина. Я рассудил так: бегать он будет долго. Пока ромей встанет, пока порты натянет, пока сапоги обует – я со скуки помру. Поэтому я сел поудобней, благо скамейка затрещала, но выдержала, скрестил руки на груди и стал осматриваться.

Стены в горнице тоже были разрисованы. С одной стороны девка в белой рубахе собирала виноград в круглую корзину, у нас таких не плетут, с другой стороны тоже девка, но уже без рубахи. Купаться, наверное, вздумала. Та, что без рубахи мне понравилась больше. Я на неё поглазел немного и смущённо отвернулся – не гоже за голыми девками подсматривать.

Возле лавки стоял высокий сундук без крышки. Внутри сундука незнамо для чего наделали полок, а на полки наставили посуды – кувшины, кубки, блюда – и всё из серебра да злата. Ну и чудаки эти ромеи, точно дети. Эдак зайдёт незнакомый человек, скрадёт что-нибудь, покуда не видит никто, и уйдёт. Коли хозяин такой богатый, что злато по горнице разбрасывает, так мог бы и сторожа к сундукам приставить.

Хозяина дома я видел всего раз. Слышать о нём слышал, а вот встретиться довелось лишь единожды. Имя у него самое что ни на есть ромейское – Марк Фурий Камилл. В Киеве он многим знаком, потому как у него здесь большое торговое дело и какие-то дипломатические интересы касаемо киевского князя. Поговаривали, что Фурий этот в чести у цареградского василевса и что тот ему многие секреты свои поверяет. Видный, выходит, господин. Но мне нет любопытства до его интересов, я в дипломатику не лезу, я и слово-то это лишь через раз выговорить могу. А виделся я с ним ровно две седмицы назад. Мы по ту пору в Киев пришли, купца одного сопровождали, и собирались в Царьград податься, на службу новую. Вот тут он ко мне и посунулся. Разлюбезный весь такой, улыбающийся, того и гляди лобызаться полезет…

Вспомни лихо! Едва успел я подумать о хозяине, как тот влетел в горницу и заорал с порога, будто его кошка оцарапала:

– Дорогой мой друг! Гореславушка! Как же рад я тебя видеть!

Он шел, вытянув перед собой руки, будто собирался обнять меня. Но я не девка, меня обнимать не надо. Что люди подумают, если увидят? Поэтому я чуть свёл брови, и ромей обниматься передумал.

– Ну, Гореславушка, как успехи наши? – тут же перешёл он к делам.

Я вздохнул: ох уж эти ромеи. Ну что за люди такие, что за обычаи бестолковые? Нет бы приветить гостя честь по чести: напоить, накормить, о здоровье справиться, за жизнь поболтать между прочим – не-е-ет, им о делах сразу сказывай. А вдруг я устал с дороги, вдруг у меня на душе тошно? А вдруг в меня злой дух вселился? Вдруг я не я? Бесы – они такие, увидят в человеке слабину и тут же в него селятся. Поди вот так сразу догадайся, кто взаправду перед тобой стоит? Проверить сначала надо. У нас такого гостя ни в одну приличную избу не пустят, будь ты хоть отец родной. Посиди-ка, для начала, в клети дворовой, а мы посмотрим – ты это али не ты. Да ещё в баньку сводят, ибо даже малец неразумный знает, что ни один бес не выдержит крепкого пара нашей баньки и сладкого духа распаренного берёзового веничка. Так-то вот.

– Девка у меня, – хмуро ответил я.

Ромей улыбнулся и всплеснул руками.

– Да что ж мы всё о делах? Давай вина выпьем за встречу нашу! Эй, кто там, вина гостю!

Вот и пойми этих ромеев: то сказывай ему всё, то вина предлагает.

От вина я отказываться не стал. Всё тот же тщедушный раб вынес два кубка, один подал мне, другой хозяину. Я глянул в кубок – чего мне туда налили, уж не жижи ли болотной? – но внутри плескалась золотистая вода с запахом кислой ягоды. Пробовал я как-то это вино, на вкус та же кислятина, что и запах. По мне так лучше квасу можжевелового, на худой конец, яблоневого. А ещё я пиво люблю и медовуху по праздникам. Ну, Дажьбог с ним, с ромеем за встречу и вина можно.

Я отхлебнул чуток, поводил языком по дёснам, впитывая вкус, и ещё отхлебнул. Вино понравилось, сладкое. Видимо, когда в первый раз угощали, подсунули старое, давнишнее. Помню, хозяин всё хвалился, у меня вино, дескать, двести лет в амфоре стоит. Знамо дело – старое. Кто ж хорошее вино двести лет держать будет?

Фурий присел рядом на скамью и воткнулся в меня счастливыми глазами.