Лебедь Белая - [2]
Бабушка встала с пенёчка, подняла корзину и говорит:
– Ладно, внученька, не хочешь басен, будет тебе быль. А покудова пойдём до дому. Время к обеду.
И то дело. Что-что, а покушать я люблю – всё сметаю, что бы на стол не положили. Правда, матушка говорит, что не в коня корм, потому как в отличие от старших сестёр я никак не могу набрать дородности. Но тот грек, что фрусталь привозил, сказывал, дескать, во всём цивилизованном мире мода именно на стройных девок. Не знаю, что такое «мода», но в нашем цивилизованном мире больше внимания обращают на крепких женщин, которые и в избу, так сказать, и коня на скаку. И десяток ребятишек родят, и поле засеют. Так-то. А до грецких нравов нашим мужам, как лешему с самого высокого дубу.
Я подхватила корзину и поспешила за бабушкой. Деревня наша находилась недалече, на кряжистом берегу Сожа. Сож река широкая и спокойная, не петляет беспричинно как некоторые, а течёт величаво, будто твой лебедь. Один бережёчек у него низкий, ровненький, другой бережёчек высокой. Вот на том, что повыше, мы и живём, а на низком мы только траву косим да парням из соседних деревень рёбра считаем, когда они наше сено воруют.
Деревенька наша ничем от других не отличается. У нас, у радимичей, отход от дедовых заповедей не приветствуют. В серёдке, как у всех честных людей, большой общинный дом, где днями жёны полотно ткут да щи варят, а по вечерам всем родом мы в нём песни поём и загадки загадываем. Но не просто по лавкам сидим и лясы точим, а каждый при своём деле. Батюшка мой, к примеру, ушки для стрел охотничьих вырезает – он у нас лучший охотник в округе. Дед Гордей лапти плетёт, даром что большак всего рода. Его лаптей мне на целую седмицу хватает; славные у него лапоточки выходят, не спешат о тропиночки лесные стираться. А я вот пряжу пряду, нить льняную вывиваю из кудели. Веретено в моих руках так и поёт, так и крутится, а пряслице из камня розового так ему и подпевает. У меня хорошая нить получается. Моей нитью большуха узоры на рушниках вышивает и дарит те рушники дорогим гостям. Я этим очень горжусь.
Вкруг общинного дома избы помене. Их ровно восемь, по числу семей. Тот, что ближе к откосу, моих батюшки с матушкой, ну и мой, стало быть. Ещё дальше амбар, овин, кузня и все прочие постройки, без коих ни одна деревня не обходится. Наш род хоть и не вот какой большой, но и не малый – вместе со стариками и грудными детишками полста душ насчитывается. И поля у нас большие. Вдоль реки мы репу сажаем, капусту, морковку. У леса лён растим, рожь высеиваем. Там же на лесной опушке коровок да овец пасём. Живём, одним словом, не жалуемся. Иногда, правда, соседи балуют. У них деревеньки поболе нашей будут, да и перероднились они меж собой. Мы-то здесь недавно осели, лет сто всего лишь, а они чуть не спокон веку живут. Но мы им славный отпор даём, особенно в светлый праздник Масленицу, когда сходимся гурьбой на льду Сожа в потешном кулачном бою.
Но то мелочи жизни. Поднявшись по тропинке к деревне, мы подошли к общинному дому и встали на луговине подле крылечка отдохнуть. Притомилась я что-то сегодня, ноженьки гудят, будто и не хаживала никогда по ягоды. Мелочь пузатая, та, что ещё ходить, не покачиваясь, не научилась, облепила нас, словно муравьи гусеницу, и стала гостинцы требовать. Мы их не разочаровали. Каждому досталось по большой горсти спелой лесной малины, и они, довольные, уселись в рядок, набивая рты сладкими ягодами. Мне бы тоже так хотелось – сидеть на травке, радоваться малинкой и ни о чём не думать. Но нельзя, я уже взрослая. Большуха крикнула меня от крыльца, велела воды принести, чтоб было чем руки перед обедом помыть.
– Милослава! Расселась она. Давай-ка за водой, умыться нечем!
Милослава – это моё общее имя, для всех. Батюшка с матушкой зовут меня Милой Славушкой, любят они меня. Парни обзывают Милкой Забиякой, это оттого, что я время от времени учу их жизни. Детвора беспортошная кличет просто Славкой, но они тоже меня любят, ибо я всегда угощаю их чем-нибудь вкусненьким – то орешками, то ягодами. Все остальные называют официально – Милослава.
Есть у меня ещё одно имя, домашнее, но его только матушка с батюшкой, бабка моя да сестрицы родные знают. А окромя их боле никто. Но про это я в другой раз скажу.
– Иду, – мрачно ответила я.
Воды так воды. Я подхватила бадейку и побежала вниз по тропинке к реке. Сходить за водой не самое трудное дело, трудно потом в гору подниматься, бадья руки оттягивает. Но ничего, стерплю. Я сильная, на мне можно и воду носить, и землю пахать. И яму выгребную рыть, если понадобится. Вот только пусть большуха попросит вечером нити навить для узоров. Вот нарочно с узлами навью, чтоб в другой раз думала, кого за водой посылать. Я тут полдня ягоды собирала, руки исколола-исцарапала, а мне и посидеть чуток нельзя! Вот пусть она меня попросит, вот пусть попросит.
В сердцах я бросила бадью в траву – подождут, ничего не случится – скинула лапоточки и ступила в воду. Водица речная охватила ноги прохладными объятьями и принесла, наконец, облегчение. Я глубоко вздохнула, выгнулась, запустила пальцы в волосы и подставила лицо тёплым лучам Дажьбога. Благодать. Стоять бы так всю жизнь, чувствовать, как Сож ласково ноженьки обнимает, остужает горячую кровь, и забыть обо всём: и о бабушкиных баснях, и о замужестве, и о соседях с их вечными обидами. И о том, что воды принести надо.
Вестерн. Не знаю, удалось ли мне внести что-то новое в этот жанр, думаю, что вряд ли. Но уж как получилось.
Современная историческая проза. Роман о людях, пытающихся жить и любить на фоне того хаоса, который называется революцией. От автора: Это не экшен с морем крови, это сермяжные будни начала гражданской войны. Здесь нет «хороших» белых и «плохих» красных, здесь все хорошие и все плохие. На войне — а тем более на гражданской войне — ангелов не бывает, и кровь льют одинаково с обеих сторон, и одинаково казнят, не считаясь ни с какими правилами.
Пьер Алексис Понсон дю Террайль, виконт (1829–1871) — один из самых знаменитых французских писателей второй половины XIX века; автор сенсационных романов, которые выпускались невиданными для тех лет тиражами и были переведены на многие языки, в том числе и на русский. Наибольшую известность Понсону дю Террайлю принес цикл приключенческих романов о Рокамболе — человеке вне закона, члене преступного тайного общества, возникшего в парижском высшем свете. Оба романа, представленные в данном томе, относятся к другой его серии — «Молодость Генриха IV», на долю которой также выпал немалый успех.
Василий Федорович Потапов (годы жизни не установлены) – русский беллетрист II-й половины XIX века; довольно плодовитый литератор (выпущено не менее ста изданий его книг), работавший во многих жанрах. Известен как драматург (пьесы «Наполеон в окрестностях Смоленска», «Чудеса в решете»), сказочник («Мужичок с ноготок, борода с локоток», «Рассказы Фомы-старичка про Ивана Дурачка», «Алеша Попович», «Волшебная сказка о гуслях-самогудах» и др.), поэт (многие из названных произведений написаны в стихах). Наибольшую популярность принесли Потапову его исторические произведения, такие как «Раскольники», «Еретик», «Черный бор, или таинственная хижина» и другие. В данном томе публикуются повести, рассказывающие о женщинах, сыгравших определенную роль в истории русского государства.
Продолжение знаменитого романа классика отечественной фантастики Александра Беляева «Остров погибших кораблей»! Более десяти лет прошло с тех пор, как легендарный Остров погибших кораблей канул в океанскую пучину. Сыщик Симпкинс стал главой крупного детективного агентства и теперь искал по всему свету следы исчезнувшего «губернатора» Слейтона, более известного как финансовый аферист и мошенник Гортван. И вот однажды агенты донесли Симпкинсу, что в дебрях Центральной Африки появились никому не известные белые люди, тщательно избегающие контактов как с туземцами, так и с колониальной администрацией.
Серия: "Стрела" Во время строительных работ в Керчи в подполе разрушенного дома находят золотую вазу с изображениями из скифского быта и ряд других предметов. Как они туда попали, из какого кургана их добыли, кто были люди, их спрятавшие, - археологи или злоумышленники? Над решением этих и многих других вопросов, связанных с находкой, работает группа археологов. Разгадывая одну загадку за другой, они находят следы тех, кто добрался до сокровищ, а затем находят и самый курган. Находки помогают ученым сделать серьезный вклад в историю скифских племен.
Ее королевское Высочество принцесса Кентская, член Британской королевской семьи – не только высокопоставленная особа, но и талантливый исследователь и рассказчик. Она по крупицам собирает и восстанавливает историю своего рода, уходящего корнями в седое средневековье. «Ртуть» – третий том Анжуйской трилогии, действие которого разворачивается во Франции в XV веке. История жизни знаменитого Буржского купца Жака Кера поистине удивительная. Его смело можно назвать самым успешным предпринимателем в истории средневековой Европы и родоначальником капитализма.