Le diable noir - [5]

— По времени?!

— Не перебивайте, корнет. Просил же…

— Я слушаю вас, — выдохнул я. — Продолжайте!

Едва только Кутузов высказался в том смысле, что с потерей Москвы не потеряна еще Россия, началась операция по эвакуации мастерской Леппиха.

Наполеон, так и не дождавшись «депутации бояр», вошел в Москву. В Воронцово был немедленно отправлен специальный отряд. Кроме каркаса «воздушной лодки» и груды бесполезных пружин, гвоздей, винтов и гаек, в их руки попало кое-что весьма ценное. Сотни три бутылей, в описи обозначенных как «купорос». Никакого толку захватчикам от них не было. Если бы речь шла и впрямь о строительстве аэростата. Если бы в бутылях действительно был «купорос».

Ржевский вновь прервал свой рассказ, поднес к лицу ладони. Они мелко подрагивали. С ненавистью глядя на собственные руки, он застонал, сцепив зубы.

— Развалина! Я — развалина… Впрочем, слушайте… В бутылях был не купорос, а особый химический состав, использовавшийся Леппихом в его экспериментах. Аэростат был лишь прикрытием, и из затеи ничего не вышло. Зато основной проект продвигался… Самое плохое, что в свите Наполеона нашелся некто, кто заинтересовался предприятием еще на стадии, когда его отверг император. Луи-Эмиль Бланшар, ученый-универсал, энциклопедист. Звезда его взошла еще в Египетском походе. Многие почитают его новым да Винчи при дворе Корсиканца… Куратором проекта стал Савиньи, академик, человек редкого трудолюбия и упорства. Третье имя, которое вам необходимо запомнить, — полковник Арман Ферро. Этот уже никакой не ученый. Бретёр, гусар, храбрец. Более кровожадного мерзавца и головореза не видывал свет. Прямо сейчас он следует к Лычевке с сильным отрядом. Знаете, где это?

— Совсем рядом! По проселку от Дорогобужа… Почти безлюдная деревенька, туда не заглядывают даже мародеры. При ней позаброшенный монастырь, кажется, шестнадцатого века… Но что там понадобилось французам?

— Туда, в Лычевку, без ведома штабных, по частной инициативе Бланшара были отправлены препараты, изъятые французами в Воронцове. Недостающее звено для разработок, что они вели с одиннадцатого года. Туда же… вчера… нет, стойте, уже позавчера… прибыл Савиньи. Об этом не знает даже смоленский губернатор. Операция весьма секретная. Я должен был оказаться там раньше него, но увы… В пути со мной сделался очередной припадок. Я теперь не протяну долго. Поэтому я заклинаю вас — слушать и запоминать… То, что не удалось сделать мне, — сделаете вы!

— Но что?!

— Вы должны уничтожить этот механизм, корнет! Эта лодка, с помощью которой можно плавать по времени, как по речке. Теперь у них есть топливо для нее. А ставки в игре слишком высоки!

— Уничтожить? Но каким образом? И при чем тут этот Ферро? Вы сказали, что он двигается к Лычевке! Сколько с ним людей? Что они задумали? Скажите толком!

— Вы всё узнаете завтра… вернее, уже сегодня утром… Это несущественно. Времени мало, но время еще есть. Время! Этот тихий яд, сводящий меня с ума… Савиньи произвел всё необходимое для установления хроноканала. Он теперь стоит возле дверцы, прикрывающей выход из туннеля, и если откроет ее — сюда, в наш мир, придет такое зло, по сравнению с которым Бонапартово нашествие — шалости детские!

— О каком таком зле вы толкуете, поручик?!

— О тех силах, что зашвырнули меня сюда. О тех силах, что мешают мне отсюда выбраться. О тех, кто хочет изменить ход истории.

— У меня голова кругом идет! Что это за силы такие? Заговорщики? Клика безумных книжников?! Чего они добиваются?!

— Савиньи и те, кто за ним стоит, вступили в контакт с теми, кто стоит у дверцы с другой стороны этого чертового туннеля… Там, в будущем… Им кажется, что их новые приятели помогут им выиграть войну. Для этого, полагают они, достаточно лишь одного — подменить императора. Подменить Бонапарта.

— Подменить его?? Но — кем?

— Его репликой, двойником. Только этот, новый Корсиканец, точно знает, что нужно делать, чтоб переломить ход противостояния в свою пользу. У него есть неоспоримое преимущество.

— Какое же?

— Он из будущего, — Ржевский помедлил, изобразил слабое подобие улыбки. — Как и я сам.

* * *

Ржевский умер на рассвете. Сделался совсем плох, опять стал бредить о звездах и планетах, о шелесте песка в песочных часах, о зубчатых колесах, перетирающих хрупкие человеческие жизни. Затрясся, засмеялся безумным смехом…

Я кинулся за Гельнером. А вернувшись, мы нашли поручика мертвым.

Попытался пересказать Денисову наш ночной разговор. Всё время сбивался. Я будто стал соучастником Ржевского в каком-то сомнительном розыгрыше. Будто разделил с ним его сумасшествие.

Денисов выслушал с самым внимательным видом.

— Тебе, Вихров, я верю. Что до Ржевского, по всему видать — он был славный малый… Однако странен его рассказ. Если сведения о продвижении к нам неприятеля подтвердятся, всё не напрасно… Честь и хвала герою! Мы встретим врага во всеоружии. Приходилось слыхать об этом молодчике Ферро… Похоже, предстоит нам с ним хлопот…

Командир задумчиво покусывал трубку.

Переданное мной накануне известие о смерти Багратиона погрузило Денисова в меланхолию. Он ничем не желал выдавать этого, но мы знали, как дорог был ему Багратион, как много сделал он для нашего партизанского дела, вызывавшего столько критики и пересудов в штабных кругах.