ЛЧК - [44]

— Когда я вернулся из госпиталя, — он говорит, — то уходил сюда и часами сидел в темноте. Коты сначала боялись, а потом стали проходить так близко, что задевали хвостами. Я сидел с ними до вечера, тогда шел домой и ложился спать, и так жил в темноте — я не верил, что мое лицо может не пугать. Теперь я знаю — этих людей оно не пугает, а Лариса… иногда я думаю, что она даже рада…

Он огляделся и сказал — «пришли…». Место, где мы находились, ближе всех подходило к внутренней поверхности нашего земляного пузыря, и Антон уверял, что видит какой-то свет наверху, в земляном своде. Я не верил — не может свет проникать через несколько метров плотной земли, да еще укутанной снегом, да в зимний сумрачный день… Но он вот был уверен, погасил факел и всматривался. Я слышал его напряженное дыхание. Потом он чиркнул спичкой и поджег факел: «Нет, сегодня не вижу… Когда я пришел сюда в первый раз, здесь было множество котов, они сидели, не двигаясь, и молчали. А сверху лился свет, было торжественно и печально, как в храме, и я подумал, что у них тоже есть душа…»

Мы постояли и двинулись обратно. «Скоро идти за кальмарами, — сказал Антон, — попросите Романа, чтобы взяли меня…» Я знал, что его не берут, потому что он слаб и плохо видит, но обещал попросить.

— Роман уважает вас, — он добавил, — а я для него непонятная фигура.

Неопределенность Антона во всем, что не касалось котов, настораживала нашего толстяка, он любил ясность.

Теперь мы были под домом. Кто этот черненький, сидит на нашем пути и не думает уходить? Если Крис — то заорет во всю глотку и ринется навстречу, а хвостом будет размахивать из стороны в сторону, а если Феликс-то взметнет хвост над головой и не спеша пойдет к нам… Ясно, это Крис — бежит, кричит, хвост волочит, уши прижал — это он. Антон улыбается — тоже любит Криса — крикун, но очень простой кот… не то, что Вася…

— Нет, я любил Васю, но видел в нем себя — одинокость какую-то человеческую…

Мы расстались, я пошел к себе, и Крис — за мной.

— Крисик-крысик, у меня еды никакой, и скоро придет Феликс — суровый кот, драть тебя не станет, но выгонит на кухню, а сам разляжется в комнатах. Но, согласись, справедливость в этом есть — у тебя Мария, а у нее всегда что-то варится. Какая тебе польза от меня?..

Но он бежит за мной, сидит на коленях, спину выгибает… а потом спокойно уходит… куда? Конечно, на пятый. Пообщались, а теперь и поесть пора.

Через полчаса пришел Феликс, подозрительно понюхал воздух, но решил шума не поднимать. А чем кормить кота?

— Опять прокисшее молоко?! — он вертит хвостом, недоволен…

Походил, походил, понюхал по углам — и стал пить. Ничего, завтра пенсия — живем!.. И скоро, скоро кальмары…

За кальмарами

Кальмаров обычно раздавали в начале декабря. Их привозили на базу, довольно далеко от города, и притащить оттуда тяжелые пакеты было непростым делом. Давно уже ходили слухи, что раздавать начнут после облавы, это лучше согласуется с основными принципами учения. Потом, как мрачная туча, опустился слух — вовсе запретили, все будет только по труду. Мы нервничали, даже шумный Бляс притих, только Аугуст не терял надежды — «пу-у-тут, пу-у-тут…» Наконец прилетел радостный, почти определенный слух — ожидают в первую среду декабря. «Пора ловить собак», — сказал Бляс. Они с Аугустом собрались к оврагу, где жило несколько известных всем диких псов. Николай в очередной раз пропал куда-то, и Бляс сказал мне:

— Приведи Артиста и Кузю и запри дармоедов на кухне, эти мирные…

Артист копался под яблоней, там он прятал добычу на черный день. Не подозревая вероломства, он потрусил за мной. За ним на расстоянии, позволяющем не драться, шел тут же появившийся Кузя. Артист поднялся до второго этажа, но дальше не пошел, стал пятиться и чуть не упал, несмотря на четыре точки опоры. Сверху смотрела на него симпатичная кошечка, серая с пятнышками, которые при всем желании трудно было назвать светлыми. Пес знал, что можно ожидать от этой особы. Он тут же сбежал вниз и всем телом бросился на входную дверь, не желая ни секунды оставаться в замкнутом пространстве с той, которую знал как Люську — выцарапывающую глаза. До решающего момента она выглядела мило и благородно… Бесстрашный Кузя, поняв, в чем дело, поспешил за Васей и успел проскочить в дверь, которую сам открыть бы не смог…

Все пришлось начинать сначала. Я заманил Люську в пустующую квартиру и запер. Она со страшным воем бросилась на дверь, но сломать ее не смогла. Артист был на старом месте, сначала идти отказался, но кусочек сахара убедил его. Снова появился Кузя… На кухне пришлось вытряхнуть запасы сахара — и псы оказались в западне. Они молча разлеглись по углам, драться без зрителей не хотелось. Скоро вернулись Бляс с Аугустом, приволокли двух диких псов. Одного из них, рыжего Яшку, я часто встречал, когда гулял по городу. Он лежал на чугунных люках или сосредоточенно копался в грудах мусора. Иногда ему было скучно, и он провожал меня. Я уходил в сторону леса — и пес за мной, но где-то в зеленой зоне, окружающей развалины института, он как будто натыкался на невидимое препятствие — и поворачивал обратно или ждал меня: здесь кончалась его земля. Он смотрел мне вслед светлыми волчьими глазами… а я?.. думал о себе — и сравнивал… Заприте человека в одной стране, даже на родине, — он и в ней, недоросль, не узнавший широкого мира, никому не будет нужен. Человек там свой, где он свободен и где любит, — и туда он обязательно вернется… А второй пес был незнакомый, черный — счастливец, ничего ему не грозило — помесь овчарки с терьером, с длинной волчьей мордой, смешной бородкой и глупыми бараньими глазами. Первый был дикий и своевольный, второй — дикий и несчастный, оба диких рычали и лязгали зубами. Бляс прижимал к груди окровавленный палец…