ЛЧК - [12]

В результате ранения, лишившего Антона губ и передних зубов, его речь стала плохо понятна людям, зато коты понимали его хорошо — ведь для них урчащие, хрустящие, сопящие и шелестящие звуки таят в себе такие тонкости, о которых мы — голосящие и звенящие, даже не догадываемся.

С тех пор как Антон вернулся к Ларисе без лица, все беды обходили их стороной. Рядом умирали люди от ран и голода, исчезали… а эти двое жили, как раньше, и казалось, что их почти невозможно истребить, так мало им нужно было от мира…

Пир продолжается

Блясов выбрал большой мягкий кусок свинины, положил его на блюдечко и пошел к двери в глубине подвала. Он заглянул в темноту и сказал:

— Филя, Филюня, возьми, черненький, поешь…

За дверью начинались подземные коридоры, проходили гигантские трубы, питавшие когда-то институт водой… туда уже никто не заходил, кроме котов…

Все веселились. Блясов, потный и красный, схватил Марию и пытался танцевать с ней что-то несуразное, брюхо его прыгало, космы седых волос падали на лицо. «Дядя», пользуясь моментом, утащил бутыль в угол и деловито опустошал ее. Антон, Лариса и Анна пели старинную песню. Вдруг свет факелов разом дрогнул, пламя отклонилось в сторону черной щели. Блясов подошел к двери. Щель увеличилась, вот и сквозило, а мясо исчезло, и кота не было тоже.

— Вот дьявол, — пробормотал Бляс, вытирая пот, — все слышит, все знает… а как исчезает — чудеса…

— Никакого чуда он не делает, старый несчастный кот… Бог ему помоги… — хрипло сказал Аугуст.

— Бог, Бог… — засмеялся Коля, — Аугуст, ты дурак, Бог людей забыл, что ему коты.

Я подсел к Аугусту и узнал много интересного, вперемешку с эстонскими ругательствами, впрочем, довольно бесцветными, и русскими — в наиболее ответственных местах. Жить долго, а рассказать жизнь, как это ни обидно, можно за час. Но я узнал не все, рядом плюхнулся Бляс, и разговор пошел в другую сторону. У Бляса была еще одна теория, объясняющая всю картину жизни.

— Вот слушай, — он наклонился ко мне, от него исходил жар, ощутимый на расстоянии, — наш разум — моргает… а тело… — он шлепнул себя по месту, где грудь без подготовки переходила в живот, — тело живет непрестанно…

Лицо его улыбалось, а глаза не шутили, смотрели цепко и бодро.

— Ну, как в кино… или глаз — моргает, а ты все видишь, — пояснил он.

— Быстро, что ли?..

— Ну да… разум моргнул — человек мертвый, смотрит — человек живой… И так все время, мертвый — живой, мертвый — живой… понял?..

— Ладно, Бляс, — сказал Коля, поглядывая на остатки пустырника, мы-то живые…

— Когда мы мертвые — не знаем, не помним ничего, а потом снова живем, и живое с живым сливается, как одна картина, ясно? — Он снисходительно смотрел на Колю.

— Я смотрю на тебя, Бляс, — ты все время живой, — робко заметил Аугуст.

— Чудак, когда я мертвый — и ты мертвый — не можешь меня видеть.

— А тело что, а тело? — закричал «дядя».

— Тело непрестанностью своей опору дает, вот разум и возвращается.

— А если человек мертвый? — спросил я.

— Он мертвый, когда я живой… сбивается все, понимаешь?..

— Но мы-то хороним его, он разлагается, труп?.. — решил я поспорить с ним. Я хотел понять, зачем ему нужно это.

— Так он со всем миром живым в ногу не попадает, вот и всего. Никто его живым не видит, а он живой.

Оказывается, он не верил в смерть, славный парень…

— Ты что, шкилетов не видел? — полез на него Коля.

— Так ты, может, тоже скелет, когда мой разум моргает, — спокойно осадил его Бляс.

— Ну, Бляс, ты удивительный человек… — восхищенно покачал головой Аугуст.

— Он двадцать лет уехамши был, приехал — и также моргает… откуда он знает, а? — тыча в Аугуста пальцем, закричал Коля.

— Разум его все знает, помнит, — как ребенку объяснил ему Бляс.

— Не докажешь! — решительно заявил Коля.

— Ну, спроси у Антона.

Все повернулись к бывшему ученому.

— Эт-то интересно… — промямлил застигнутый врасплох Антон.

— Ну вот, интересно! — торжествующе сказал Бляс и в честь своей победы налил всем мужчинам пустырника.

Коля не стал больше спорить, моргал он или не моргал, а пустырник видел всегда.

Все немного устали и приутихли. И вдруг неугомонный Бляс заорал:

— Аугусто, что приуныл?.. — И ко мне: — Я зову его Аугу-сто, а раньше звал Пиночетом. Аугусто Пиночет. Он у меня Марию отбил. Ну, не отбил, но все равно… Я даже бить его собирался, но он же ее до смерти бы не оставил, а убивать его я не хотел. Аугусто — хороший парень, даром что эстонец.

— Что ты понимаешь… — начал багроветь Аугуст.

— А кто такой Пиночет? — спросила Лариса.

— Это красный командир, — ответила Мария.

— Не красный, а белый, — сказал Аугуст, он уже остыл и не злился.

— Пиночет, кажется, черный полковник, — робко сказал Антон.

— Ой, как Гертруда, — засмеялась Мария, но тут же посмотрела на Аугуста.

— Гертруда черный не того цвета, — авторитетно заявил Бляс, — он кошкист, а раньше их не было.

— Ну, хватит вам, лучше спойте, — сказала Анна, она не любила политику.

— Аугусто, что, нашу любимую? — спросил Бляс.

Аугуст кивнул — давай… Бляс разинул пасть и заревел:

В нашу гавань заходили корабли…

Ба-а-льшие корабли из океана…

...Аугуст подхватил сиплым баритоном:

В таверне веселились моряки…