Лазурный мир - [55]

Собрание тянулось долго, все спорили. Барквана Блазделя без колебаний восстановили в ранге заступника Смотрины, даже не спросив, хочет ли он этого. Насколько я понял, Вринк Смейт, заменявший Блазделя, не обрадовался его возвращению. Смейт сидел в третьем ряду, облаченный в рясу и с церемониальной пластинкой на носу, хмурился и часто моргал, пока говорил Блаздель — а Блаздель говорил почти все время.

Блаздель серьезно призывал организовать карательную экспедицию. Он обзывал покинувших Родные плоты «инакомыслящими», «выродками» и «вульгарными подонками», которых все порядочные люди обязаны утопить в океане.

Кое-кого ему удалось подзудить — главным образом тех, кого я как раз назвал бы «подонками общества» — людей без престижа и без навыков, ни в чем особенно не разбирающихся и завидующих тем, кто заслужил лучшую репутацию. В целом, однако, Блазделя приняли не слишком тепло. Никто из влиятельных лиц не выразил желания поддержать его проект. В частности, наименьший энтузиазм проявили новые заступники. Они явно боялись потерять свои нынешние должности в случае возвращения прежних жрецов.

Заметив, что его злоключения не вызывают особенной симпатии, Баркван Блаздель почти вышел из себя — что для него весьма необычно. Он обвинил тех, кто не поддержал карательную экспедицию, в трусости и самодовольстве, что только обострило недоброжелательное к нему отношение. Всем известна несдержанность Имачо Фероксибуса, старейшины растратчиков с Четырехлистника. Он строго придерживается традиций, но трусом его никак не назовешь. Он резко посоветовал Блазделю не распускать язык: «Никто не подвергает сомнению твое рвение, но пусть оно послужит более конструктивным целям! Какую пользу принесет уничтожение эмигрантов? От того, что диссиденты уплыли, мы только строже придерживаемся древних обычаев! Лично я не хочу больше слышать подстрекательские разглагольствования!»

Должен заметить, что такие попытки осадить его нисколько не подействовали на Блазделя. Он сказал: «Можно сколько угодно выжидать и тянуть время, причем никому не нравится пускаться в трудное и неудобное предприятие. Тем не менее мы имеем дело с нераскаявшимися порочными мерзавцами!»

Фероксибус рассмеялся ему в лицо: «Если они настолько порочны, почему они оставили тебя в живых? Почему не утопили?»

Блаздель опешил, но тут же возразил: «Это нетрудно понять. Они боятся, что их найдет Царь-Краген, и на тот случай, если это случится, решили запастись заступниками».

Имачо Фероксибус больше не спорил; не спорил и Баркван Блаздель — собрание разошлось, хотя никакие окончательные решения не были приняты.

Но таков был всего лишь общедоступный Собор. Сомневаюсь, что Блазделя удивило отсутствие отклика у присутствующих. Под конец выступления он созвал отдельное совещание заступников в коттедже Вринка Смейта — оно должно было состояться вечером того же дня.

Я вернулся к нашему кораклу и посоветовался с Мэйблом и Барвэем. Барвэй — водолаз. Учитывая это обстоятельство и представив себе типичное расположение помещений в хижине заступника, мы придумали, как можно было бы получить дополнительные сведения. Барвэй сможет лучше рассказать о дальнейшем».

Теперь с выступил Барвэй. Младше Генри Бастаффа на пару лет, он слыл опытным гребцом и водолазом, способным долго оставаться на большой глубине. Вымогатель по кастовой принадлежности, Барвэй женился, однако, на дочери поджигателя и в целом пользовался высокой репутацией. Он говорил сдержанно, даже скромно.

«Мы запланировали дальнейшие действия, когда солнце еще не зашло. Я определил направление к хижине Смейта, надел подводные очки и нырнул под плот. Не знаю, приходилось ли вам плавать под плотом, но там открывается великолепное зрелище. Над темно-синей толщей воды белеет нижняя оболочка поросли, а стебли тянутся вниз, постепенно пропадая в глубине.

Хижина Смейта — примерно в семидесяти пяти метрах от края плота. Такое расстояние я могу легко проплыть под водой. Но проплыть семьдесят пять метров, а потом вернуться на такое же расстояние для меня невозможно. Не хватило бы воздуха, и я утонул бы под плотом, если бы не нашел отверстие — типа того, какое мы нашли в хижине Блазделя. Я привязал к ноге длинную веревку, чтобы меня можно было вытащить и оживить, если я не найду хижину.

Но все оказалось проще. В семидесяти пяти метрах от края плота я заметил темное отверстие над головой и торчащий из него горн. Я поднялся к отверстию. Пробку в хижине удалили, и я смог дышать.

В потайном внутреннем помещении никого не было. Из внешней комнаты слышались голоса — один, судя по всему, принадлежал Вринку Смейту, другой — его супруге. Оба жаловались, их огорчало возвращение Блазделя. По сути дела, жена устроила выговор Смейту за то, что тот безропотно подчинился решению восстановить Блазделя в должности, причем прибегала к выражениям, не подобающим уважающей себя растратчице — а она, насколько мне известно, принадлежит к этой касте.

Я не стал задерживаться. Крепко привязал веревку к горну, чтобы после наступления темноты я мог найти дорогу под плотом. После этого вернулся к кораклу.