Лазарев - [25]

В исторический день 16 января 1820 года по всему горизонту с востока на запад можно было проследить сплошной барьер темных бугристых льдов. Это и была окраина Антарктического материка (под 69°23' южной широты). Беллинсгаузен и Лазарев с полным основанием подозревали, что они совсем близко у желанной цели. Но Антарктика не хотела раскрыть свои тайны, а честность и добросовестность исследователей не позволили им раньше времени утверждать, что они достигли южного материка.

Вспоминая об этом памятном дне, Лазарев писал А. А. Шестакову. «Шестнадцатого генваря достигли мы широты 69°23'5, где встретили матерой лед чрезвычайной высоты, и… простирался оный так далеко, как могло только достигать зрение, но удивительным сим зрелищем наслаждались мы недолго, ибо вскоре опять запасмурило и пошел по обыкновению снег… Отсюда продолжали мы путь свой к осту, покушаясь при всякой возможности к зюйду, но всегда встречали льдиный материк, не доходя 70°».

Утром 5 февраля внимание моряков привлекла вытянувшаяся во весь горизонт широкая блестящая полоса. Подошли ближе. Полоса представляла собой неподвижный ледяной барьер с высокими отвесными стенами. Тщетно искали командиры прохода в стене: встречали лишь небольшие ледяные бухты. «В сем месте уже не было никакой возможности продолжать путь далее на юг», - писал Беллинсгаузен. Посоветовавшись с Лазаревым, он решил отступить перед непреодолимым. Шлюпы повернули на север.

В тот же день мичман Новосильский записывает в свой дневник:

«5 февраля при сильном ветре тишина моря была необыкновенная. Множество полярных птиц и снежных петрелей (буревестников) вьются над шлюпом. Это значит что около нас должен быть берег или неподвижные льды».

Теперь мы хорошо знаем, что именно в этом месте «Восток» и «Мирный» вторично вплотную подошли к берегу Антарктического материка.

Наступила полоса сильнейших штормов.

Ночь на 17 февраля была одной «из самых неприятнейших и опаснейших» за все время плавания. Вспоминая об этих жутких днях, Беллинсгаузен заметил, что бывали моменты, когда «бояться было стыдно, но самый твердый человек внутренне повторял: боже спаси!»

Шторм всегда таит в себе опасность. Но когда вокруг теснятся колоссальные айсберги, опасность тройная. Редкий по биле шторм застиг моряков в эту ночь. Уже в начале его корабли потеряли друг друга. К тревоге за судьбу своего корабля присоединилось беспокойство за судьбу товарищей. Лазарев приказал дать залп из четырех орудий. Залп услышали на «Востоке», но судам все же соединиться не удалось.

«Волны подымались, как горы, - вспоминает Новосильский, - шлюп то возносился на вершины их, то бросаем был в изрытые водяные пропасти… Кругом льды, между тем темно н пасмурно, густой снег, соединяясь с брызгами разносимой повсюду вихрем седой пены валов, обнял наш шлюп каким-то страшным хаосом. Присоедините к этому свист ветра в обледенелых снастях, скрип перегородок в шлюпе, бросаемом с боку на бок, мелькающие в темноте, как привидения, ледяные громады, пушечные выстрелы и фальш-фейерный огонь, ярко освещающий мрак в бурю, и вы будете иметь только бледную копию всех ужасов этой ночи! Когда с хребта волны шлюп падал вниз, казалось, что мы находимся при подошве высочайшей водяной горы. Сильнейший вихрь рвал верхи валов и разносил брызги дождевою пылью по воздуху»

В полночь - смена. Новосильский пробирается в каюту и, как сноп, падает на койку. Но заснуть ему не удается Над самым ухом, не переставая, рушатся на палубу тысячепудовые гребни, корабль дрожит и падает на сторону. В голове мичмана проносятся заманчивые картины уютной петербургской жизни «Наши родные и друзья на далеком севере, - не то с упреком, не то с завистью думает он, - и не подозревают, какую бедственную ночь проводят русские моряки во льдах под Южным полюсом!»

Позднее, в южной части Индийского океана, грянул еще более ужасный шторм. «Положение шлюпа нашего могут представить себе только те, которые подобное испытали, - заметил о нем Беллинсгаузен - Сила ветра была такова; что паруса полопались один за другим, к утру уцелел лишь один фор-стаксель. Я приказал скорее спустить его, дабы иметь хоть один парус на всякий случай. Ветер ревел, волны вздымались до высоты необыкновенной, море с воздухом как будто смешалось, треск шлюпа заглушал все. Мы остались совершенно без парусов, на произвол свирепствующей бури Я велел растянуть на бизань-вантах несколько матросских коек, дабы удержать шлюп ближе к ветру. Мы утешались только тем, что не встречали льдов в сию ужасную бурю».

Но недолго утешались моряки! К вечеру раздался крик вахтенного:

- Лед впереди!

Лазарев тотчас приказал поднять единственный уцелевший парус и положил руль на борт, но маневр на огромной волне не удался. Затаив дыхание смотрели моряки, как корабль несло прямо на огромную льдину. Все больше сокращалось расстояние. Страшный удар, казалось, вот-вот разнесет корабль в щепы.

Но льдина пронеслась мимо, под самою кормою шлюпа в расстоянии всего лишь нескольких метров от нее. Другая льдина была отодвинута волной, весьма кстати вынырнувшей из-под шлюпа.

Вздох облегчения вырвался у моряков.