Лаврентий Берия. Оболганный Герой Советского союза - [23]

Шрифт
Интервал

И Ягода, и Ежов за 4 года (начиная с 1934-го), так сказать, «удовлетворяя растущие запросы партийно-советского аппарата», превратили НКВД в структуру, одно упоминание которой вызывало у граждан огромной страны лишь страх и ненависть. Сначала «чистка партийных рядов» после XVII съезда ВКП(б), а потом «зачистка» электората после принятия в 1936 году новой Конституции, опасной для «старой ленинской гвардии» (мы еще не раз вернемся к этой теме), оставили кровавые следы на вывеске основного Наркомата страны, стерев, по сути главное – обеспечение безопасности государства и его народа, а не узкого круга начавшей отъедаться «элиты». Надо было возвращать ведомству заложенные Феликсом Дзержинским основы и авторитет.

А подорваны они оказались еще до Ежова. И отголоски этого «подрыва» отражались даже в речах видных политиков Европы. Это сегодня их имена произносят в иной тональности, объяснимой геополитическими переменами, а тогда…

3 сентября 1937 года, выступая на съезде НСДАП в Нюрнберге, один из идеологов нацизма, рейхсляйтер, впоследствии – глава Имперского министерства по делам оккупированных восточных территорий Альфред Розенберг не без удовольствия рассказывал соратникам о разгуле коррупции и воровства в системе НКВД СССР. Генрих Ягода, возглавлявший ведомство, создал целую систему вымогательства денег, золота и ценностей у подследственных и заключенных. Полученные за незначительные «пенитенциарные» послабления немалые средства Ягода с подельниками переправлял в зарубежные банки. Именно там немцы и отыскали «след Ягодин», подшив его на знамя дискредитации советской власти.

Кому Сталин мог доверить почти «сизифов труд» расчистки завалов в наркомате внутренних дел? Разговоры о Хрущеве и Чкалове как возможных преемниках Ежова, похоже, не стоит тиражировать: первая фигура комична и утопична, а вторая слишком романтична. И то, и другое ближе сценаристам современных телесериалов «про любовь» в псевдоисторической обертке. Но уж никак не Сталину незадолго до войны.

Есть бесспорный документ. 20 марта 1934 года Политбюро образовало комиссию для разработки проекта Положения об НКВД СССР и Особом совещании. В состав комиссии, наряду с Кагановичем (председатель), Куйбышевым, Ягодой, Ст. Косиором, Чубарем, Гр. Леплевским, Акуловым, Вышинским, Прокофьевым, Булатовым, Аграновым, Балицким, Реденсом, Бельским и Крыленко входил и Лаврентий Берия.

Поэтому в руководящем кабинете на Лубянке осенью 1938 года Берия оказался не случайно.

Павел Судоплатов, работавший тогда в центральном аппарате иностранного отдела НКВД, вспоминал:

«В 1938 году атмосфера была буквально пронизана страхом, в ней чувствовалось что-то зловещее. Шпигельглаз, заместитель начальника закордонной разведки НКВД, с каждым днем становился все угрюмее. Он оставил привычку проводить воскресные дни со мной и другими друзьями по службе. В сентябре секретарь Ежова, тогдашнего главы НКВД, застрелился в лодке, катаясь по Москве-реке. Это для нас явилось полной неожиданностью. Вскоре появилось озадачившее всех распоряжение, гласившее: ордера на арест без подписи Берии, первого заместителя Ежова, недействительны. На Лубянке люди казались сдержанными и уклонялись от любых разговоров. В НКВД работала специальная проверочная комиссия из ЦК.

Мне ясно вспоминаются события, которые вскоре последовали. Наступил ноябрь, канун октябрьских торжеств. И вот в 4 часа утра меня разбудил настойчивый телефонный звонок: звонил Козлов, начальник секретариата Иностранного отдела. Голос звучал официально, но в нем угадывалось необычайное волнение.

– Павел Анатольевич, – услышал я, – вас срочно вызывает к себе первый заместитель начальника Управления госбезопасности товарищ Меркулов. Машина уже ждет вас. Приезжайте как можно скорее. Только что арестованы Шпигельглаз и Пассов (начальник ИНО).

Жена крайне встревожилась. Я решил, что настала моя очередь.

На Лубянке меня встретил сам Козлов и проводил в кабинет Меркулова. Тот приветствовал меня в своей обычной вежливой, спокойной манере и предложил пройти к Лаврентию Павловичу. Нервы мои были напряжены до предела. Я представил, как меня будут допрашивать о моих связях со Шпигельглазом. Но как ни поразительно, никакого допроса Берия учинять мне не стал. Весьма официальным тоном он объявил, что Пассов и Шпигельглаз арестованы за обман партии и что мне надлежит немедленно приступить к исполнению обязанностей начальника Иностранного отдела, то есть отдела закордонной разведки. Я должен буду докладывать непосредственно ему по всем наиболее срочным вопросам. На это я ответил, что кабинет Пассова опечатан и войти туда я не могу.

– Снимите печати немедленно, а на будущее запомните: не морочьте мне голову такой ерундой. Вы не школьник, чтобы задавать детские вопросы.

Через десять минут я уже разбирал документы в сейфе Пассова».


Еще перед отъездом в столицу Берия знал, с чем ему придется столкнуться:

«Николай (Ежов) человек сложный. Наломал дров с репрессированием, а самое тяжелое в разведке. Предал Никольский, предал Кривицкий, предал Люшков. Это крупные провалы. Коба пишет, что не знает, кому верить. В разведке долго заправляли Артузов, Слуцкий, Урицкий и прочие […] Способности есть, но авантюристы, я всегда так считал. И воспитывали авантюристов. Куда повернут, никогда не было ясно».


Еще от автора Евгений Александрович Толстых
Агент «Никто»: из истории «Смерш»

Книга написана на основе документальных материалов из архивов ФСБ по истории «Смерш». В центре романа - судьбы и характеры людей, оказавшихся по разные стороны видимого и невидимого фронта Великой Отечественной войны. Главный герой - некий агент Максимов-Кравченко-Доронин. Кто он - офицер советских разведорганов? Или награжденный четырьмя боевыми наградами рейха лейтенант СД? Похоже, под его биографией-легендой потрудились аналитики многих разведслужб…


Зорге. Загадка «Рамзая». Жизнь и смерть шпиона

Недолгий период затишья между двумя мировыми войнами (1918–1939) был насыщен событиями и заполнен фигурами, на которые современный человек должен смотреть с завистью и стыдом — столько в тех людях было кипения энергии, перехлестывающей через край, но не заливавшей огонь, а добавлявшей в него масла пламенных идей и запредельного авантюризма в лучшем смысле этого слова.Политики и шпионы, красавицы и чудовища в человеческом обличье заполняли авансцены мировых столиц, сталкивались в битвах идеологий «наци» и «комми», сражались в темном закулисье рыцари плаща и кинжала, клепались в жарких цехах стальные армады, которым вскоре предстояло стать танковыми клиньями, режущими как масло просторы европейских и азиатских держав.В этой смуте межвоенного перемирья Рихард Зорге чувствовал себя как рыба в воде.


Рекомендуем почитать
Иван Васильевич Бабушкин

Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.


Господин Пруст

Селеста АльбареГосподин ПрустВоспоминания, записанные Жоржем БельмономЛишь в конце XX века Селеста Альбаре нарушила обет молчания, данный ею самой себе у постели умирающего Марселя Пруста.На ее глазах протекала жизнь "великого затворника". Она готовила ему кофе, выполняла прихоти и приносила листы рукописей. Она разделила его ночное существование, принеся себя в жертву его великому письму. С нею он был откровенен. Никто глубже нее не знал его подлинной биографии. Если у Селесты Альбаре и были мотивы для полувекового молчания, то это только беззаветная любовь, которой согрета каждая страница этой книги.


Бетховен

Биография великого композитора Людвига ван Бетховена.


Элизе Реклю. Очерк его жизни и деятельности

Биографический очерк о географе и социологе XIX в., опубликованный в 12-томном приложении к журналу «Вокруг света» за 1914 г. .


Август

Книга французского ученого Ж.-П. Неродо посвящена наследнику и преемнику Гая Юлия Цезаря, известнейшему правителю, создателю Римской империи — принцепсу Августу (63 г. до н. э. — 14 г. н. э.). Особенностью ее является то, что автор стремится раскрыть не образ политика, а тайну личности этого загадочного человека. Он срывает маску, которую всю жизнь носил первый император, и делает это с чисто французской легкостью, увлекательно и свободно. Неродо досконально изучил все источники, относящиеся к жизни Гая Октавия — Цезаря Октавиана — Августа, и заглянул во внутренний мир этого человека, имевшего последовательно три имени.


На берегах Невы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.