Лавр Корнилов - [145]

В середине месяца стало известно о том, что красные начали наступление на Екатеринодар со стороны Новороссийска. Навстречу им были отправлены отряды Галаева и Покровского. 22 января у разъезда Энем состоялось сражение. Красные понесли большие потери и отступили. Победителям достались два эшелона с боеприпасами, многочисленные орудия, десятки пулеметов. Добровольцы потеряли всего троих, но среди них был и сам Галаев.

После его гибели командование всей группой перешло в руки Покровского. Два дня спустя ему удалось вторично разбить красных, на этот раз у станицы Георгие-Афинской. На время угроза Екатеринодару была снята. Кубанские власти устроили победителям триумфальную встречу. Прямо на дебаркадере городского вокзала атаман Филимонов произвел Покровского в полковники.

Новоявленный герой был фигурой в достаточной степени колоритной. Выходец из Нижегородской губернии, на Кубани он был чужаком. За плечами у Покровского были Одесский кадетский корпус и Павловское военное училище.

Необычным было то, что он успел закончить еще и Петербургский политехнический институт по классу авиации, а затем Севастопольскую авиационную школу. В мировую войну военный летчик Покровский стал первым российским авиатором, пленившим в воздушном бою неприятельский аэроплан. Летом 1917 года он числился состоящим в распоряжении начальника Морского Генерального штаба. В это время Покровский был активным участником нелегальных офицерских организаций, по его собственным словам, близко сотрудничал с адмиралом А.В. Колчаком. Осенью он не слишком понятным образом оказался в Екатеринодаре с мандатом какого-то полумифического «Харьковского военно-гражданского союза»^{595}.

Несомненно, Покровский был энергичным человеком и талантливым организатором. Было в нем то, что привлекало к нему офицерскую молодежь. Но вместе с тем нельзя не видеть и откровенно авантюристических черт его характера. Впрочем, сама судьба, за месяц сделавшая 27-летнего капитана генералом, провоцировала его на авантюризм. Было у Покровского еще одно, не самое приятное, качество. В его поведении имело место такое, что заставляло подозревать его в садистских наклонностях. Своими шутками в духе того, что «вид повешенного оживляет ландшафт», или манерой устраивать обеды с видом на виселицы — для улучшения аппетита он внушал неприязнь даже видавшим виды сподвижникам^{596}.

С декабря 1917 года кубанские власти поддерживали регулярный контакт с командованием Добровольческой армии. В Екатеринодаре, как мы уже писали, дважды бывал генерал Алексеев. Корниловым для связи был направлен на Кубань генерал И.Г. Эрдели. Предполагалось, что именно он возглавит все добровольческие формирования в области. Однако Покровский быстро оттеснил корниловского эмиссара в сторону. После побед под Энемом и Георгие-Афинской встал вопрос о замещении должности командующего войсками Кубанского края (за предыдущие месяцы их сменилось трое). Генерал Эрдели от сделанного ему предложения отказался. По настоянию Быча и другого члена правительства — А.И. Калабухова, командующим был назначен Покровский. Это особенно любопытно, так как через полтора года именно Покровский по приказу Деникина повесит Калабухова «за измену России и кубанскому казачеству».

Покровский благодарил за оказанное ему доверие и уверенно заявил, что он спасет Кубань. Однако все оказалось не так просто. Окрыленный успехом, новый командующий решил взять под контроль Владикавказскую железную дорогу. В середине января войска краевого правительства заняли Выселки. Но через три недели красные внезапным ударом выбили добровольцев со станции. Над кубанской столицей вновь нависла гроза. К этому времени стало известно о самоубийстве Каледина и о том, что отряд Корнилова покинул пределы Донской области. Были получены непроверенные слухи, что Добровольческая армия находится в районе Лежанки, но куда она направляется — на Кубань или на Терек, никто не знал.

22 февраля (7 марта) в атаманском дворце состоялось совещание, на котором присутствовали сам атаман, Покровский, некоторые члены правительства и депутаты. То, что город придется покинуть, было ясно всем. Споры были лишь по вопросу о том, куда уходить и что делать дальше. Отступать в район железных дорог было чревато слишком большим риском. Поэтому было решено идти через черкесские аулы в горный Карачай. Путь этот был длинным и тяжелым, но зато в горах можно было отсиживаться неопределенно долгое время, тревожа большевиков внезапными вылазками.

Белый Екатеринодар доживал свои последние дни. Покровский собрал в здании реального училища всех находившихся в городе офицеров и приказал им немедленно двинуться на фронт. Но, как вспоминал один из участников этих событий, «дошло до фронта фактически меньше половины»^{597}. Но новом совещании, состоявшемся 28 февраля (13 марта), было решено уходить немедленно. В пять часов вечера во все отряды было послано приказание покинуть город с наступлением темноты. О поспешном характере бегства говорит тот факт, что Филимонов забыл во дворце даже знак атаманского достоинства — булаву, за которой пришлось посылать специального нарочного