Лавр Корнилов - [115]

— Хорошо, Антон Иванович, повременим…^{463}Позиция Деникина и других генералов объяснялась тем, что в те дни еще сохранялась надежда на возможность превращения Могилева в центр сопротивления большевикам. «Положение Ставки в стратегическом смысле казалось вполне надежным, — вспоминал В.Б. Станкевич. — Лежащий в стороне от больших путей к фронту спокойный Могилев представлял собой как бы островок среди взволнованного народного моря. Подобраться к нему казалось затруднительным»^{464}. По распоряжению Духонина в Могилев с фронта были вызваны ударные батальоны, составившие группу общей численностью примерно две тысячи человек. Кроме того, в городе находились Георгиевский батальон и несколько эскадронов Текинского конного полка, неподалеку стоял Польский корпус Довбор-Мусницкого, а подступы со стороны Орши прикрывали четыре полка 1-й Финляндской дивизии.

Но шли дни, и положение становилось все более и более тревожным. Поступила информация о том, что Крыленко с отрядом балтийских матросов уже занял Оршу, при этом Финляндская дивизия не оказала никакого сопротивления. О своем нейтралитете объявили поляки, брожение началось среди георгиевцев. В самом Могилеве местный Совет перешел на сторону большевиков.

Верховный комиссар Станкевич через своих сотоварищей по партии народных социалистов начал переговоры с Украинской радой о возможности переезда Ставки в Киев. Украинские власти, не желая конфликтовать с большевиками, согласия на это не дали. Тем не менее 18 декабря была предпринята попытка вывезти из Могилева часть штабных учреждений. Как только об этом стало известно, у резиденции главковерха собралась агрессивно настроенная толпа солдат. После этого Духонин, не желавший провоцировать столкновения, приказал все приготовления к переезду прекратить.

В Быхове с понятным волнением следили за происходящим. Утром 18 ноября комендант быховской тюрьмы подполковник Эргард получил телеграмму, предписывавшую в тот же день отправить арестованных специальным поездом на Дон в сопровождении эскадрона текинцев и полуроты георгиевцев. Эшелон должен был быть подан к шести часам вечера. Однако в указанное время поезд так и не подошел. Примерно через два часа из Могилева на специальном паровозе прибыл начальник оперативного отдела Ставки полковник П.А. Кусонский, сообщивший, что все прежние распоряжения отменяются.

Корнилов был крайне раздражен этим. Он вызвал к себе коменданта тюрьмы и сказал ему, что на следующий день намеревается покинуть Быхов. Командиру Текинского полка было приказано готовиться к выступлению в поход. Тогда же Корнилов написал Духонину письмо, с которым в Могилев был отправлен Хан Хаджиев.

Духонин все еще продолжал колебаться, хотя счет времени шел уже не на дни, а на часы. Подробности того, что происходило в это время в Ставке, мы знаем в изложении В.Б. Станкевича. 19 ноября в пять утра он был разбужен телефонным звонком. Духонин срочно просил его прийти к нему и обсудить только что полученные известия. Станкевич попытался перенести встречу на более позднее время, но его собеседник настоял на своем. Станкевич вспоминал: «Духонин был измученный и бледный. На столе лежала кучка телеграмм. Из 35-го корпуса сообщалось, что в нем разруха и о каком-либо сопротивлении большевикам не может быть и речи. Далее было известие, что большевистский эшелон стоит в Орше и утром предполагает двинуться дальше на Могилев. Далее была телеграмма от начальника 1-й Финляндской дивизии о том, что дивизия решила быть “нейтральной” и не препятствовать большевикам на пути»^{465}.

Духонин сообщил о том, что командиры ударников предупредили его о намерении покинуть Могилев. В свою очередь, Станкевич рассказал, что у него накануне был командир Текинского полка и просил не рассчитывать на его помощь. «Вывод, однако, был ясен, — вспоминал Станкевич, — ни одного солдата для защиты Ставки!»^{466} Он предложил Духонину немедленно уехать из города, но тот возразил, что даже солдаты, обслуживающие гараж, отказываются выполнять его распоряжения. Однако у Станкевича был готов запасной вариант. Он заранее узнал, что в городе находится еще один гараж, принадлежавший эвакуированному Варшавскому округу путей сообщения. Станкевич отправился договариваться об автомобиле. Одновременно он из соображений безопасности предложил Духонину перебраться из помещения Ставки в гостиницу.

Станкевич вернулся примерно через два часа и застал в гостиничном номере разговор Духонина с генералом Дитерихсом. Тот убеждал Духонина в том, что его отъезд будет воспринят как бегство. В конечном счете Духонин, и без того измученный колебаниями, решил остаться. Станкевич вспоминал: «Мы сердечно простились. Духонин натянул непромокаемую накидку, прикрывавшую его генеральские погоны, и вернулся в Ставку»^{467}.

В то время когда Станкевич бегал по городу в поисках автомобиля, у Духонина состоялась еще одна важная встреча. Около шести утра с ним виделся Хан Хаджиев, приехавший из Быхова со срочным письмом от Корнилова. Духонин прочел письмо и тут же написал ответ. Запечатанный конверт он вручил Хаджиеву со словами: «Передайте, Хан, верховному мой искренний привет и пожелание ему счастливого пути. Торопитесь!»