Лавочка мадам Фуфур - [13]

⁂

…Вдалеке выступали из тумана деревянные стены и сторожевые башни старинного городка. Говорят, раньше тут светило такое солнце, что соседние реальности можно было разглядеть, даже не обладая особенно острым зрением. Но теперь в небе висела непроглядная кружевная жемчужная мгла.

Порой из тумана раздавались лай и птичий крик: видимо, где-то неподалёку застряла скромная реальность-деревушка. Иногда ветер доносил свежий ночной запах садов – олеандр, левкой, сирень и барбарис, что-то южно-манящее. Я предположил, что это из мира, где всегда тепло и жизнь зиждется на песнях и огнях. Веник не возражал: он был не слишком-то разговорчив. В этом месте вообще не тянуло много болтать. Тянуло сидеть, молчать, печалиться.

Прозалипав некоторое время на блуждающие огоньки, я резко встряхнулся.

– Ладно. Надо делать дело. Вень, разожги костёр. А ты, Куш, попробуй сосредоточиться и понять, где тут собака зарыта.

– Командир какой, – проворчал Веник, поглаживая Ракушку по рыжему боку.

За всей суматохой с украденным пропуском мы несколько позабыли о нашей питомице. А она между тем пребывала в некотором ступоре. Было страшно думать, что этот коричневый фантомный монстр действительно был её суженым. Дело в том, что так у драконов устроено: раз – и на всю жизнь. Как у лебедей, только монументальнее. А нашей Ракушке повезло влюбиться в иллюзию… Если это действительно любовь всей её жизни, то ей уже никогда не сойтись с другим, настоящим драконом и не обзавестись семьёй. Хотя, в принципе, ручные драконы не так склонны к образованию семей и кланов; ручные смекалисты, доверчивы и тянутся к людям, которые их кормят, холят, лелеют и могут уберечь от всех опасностей, что встречаются их диким сородичам.

Или не от всех. Мы вот с Веником не уберегли.

Так или иначе, Ракушка будто заморозилась. Молча шла следом, когда мы крадучись спешили домой, молча заползла в квартиру, молча устроилась на своей подстилке, пока мы с Веником решали, что делать дальше. Всю ночь она просидела, глядя в окно, не прикасаясь ни к своим любимым резиновым курицам, ни к галетам, ни к ягодному муссу, который я специально для неё приготовил из замороженной клюквы.

К утру она немного оттаяла и согласилась разделить со мной скромный завтрак: чай и сухарики со сгущёнкой; у меня отлегло от сердца. А потом, когда пришёл Веник и мы отправились в Край Мира, она и вовсе, откинув душевные терзания, деловито взялась за работу. Идеальный напарник. И всё-таки в ней проглядывала замороженность. Автоматические движения, механические звуки – как будто не дракон, а робот…

Я боялся, что здешняя тоскливая атмосфера совсем вгонит Кушу в депрессию, но оказалось, что дракониха переносит её гораздо легче нас. Ну и хорошо. Это значило, что пора приниматься за дело.

– Куша, ищи, где тут самый смрадный угол. Оттуда и начнём распутывать. А то здесь столько тумана, словно его из сотни миров нагнали.

– Сдаётся мне, так оно и есть, – хмыкнул Веник, но уже бодрее: небольшим усилием он развёл костерок – слабенький, но способный разогнать хмарь хотя бы вокруг нас. От потрескивания можжевеловых сучьев, крепкого, с брызгами рыжих искр, хрустящего и звонкого, стало легче. По крайней мере, это был реальный человеческий звук, а не психоделические мелодии из пелены тумана и не выклики странных птиц.

Виновато покосившись на дракониху, я устроился поближе к огню. Кушка, потоптавшись, потрусила в туман.

– Нам бы её чутьё.

– Ну не знаю. Не. Не хочу быть драконом.

– Почему? Летать умеешь, пламенем пыхать…

– Зато почесун этот дурацкий. И симпатии у них тоже дурацкие.

– Это отчего же? – Я даже обиделся за Ракушку.

– Да ты вспомни, как она телепала к этой иллюзии в зверинце. Будто её магнитом тянуло. Что хорошего, когда в твоей программе от рождения заложен один-единственный драконище!

Веник говорил пылко, коротко и сердито. Затем, помолчав с минуту, с возмущением заключил:

– Нет, быть драконом я не хочу. Вот ещё – чтобы кто-то, пусть даже генная программа или инстинкт, указывал мне суженого.

– Суженую, – машинально поправил я.

– Неважно! – отмахнулся друг. – В общем, я человек, и я доволен. А твоё от тебя не уйдёт. Будешь? – Он достал из рюкзака красный гранат и потряс им у меня перед носом.

В глухом тумане очень хотелось чего-то яркого.

– Давай. – Я протянул ладонь, и он выдал мне целый гранатовый ломоть, исходивший липким алым сиропом. На шкурке я заметил кругляшок этикетки: странный робот с кривой улыбкой.

– Он как будто с сумасшедшинкой, – кивнул я на этикеточного робота. – У какой это гранатовой плантации такой необычный лого?

– Это не марка плантации, дурак. Эта наклейка говорит о том, что гранаты выращены роботами.

– От и до? – ужаснулся я. Масштаб механизации отдельных реальностей год от году пугал всё больше.

– От и до. Жрать будешь? А то я съем.

– Нет, – вдруг расхотел я. – Оставлю Ракушке. Где она там, бедняга, шастает? Нашла что-нибудь?

– Унюхивает, откуда идёт самый мощный блок на переходы, я полагаю. Кстати, ты взял драконьи галеты? Она вернётся голодной.

– Взял-взял.

Помолчали.

Где-то вдалеке копалась в туманных темпоральных вихрях дракониха. Похрустывал гранатовой кожурой Веник. Холодало. Ко мне вернулась забытая мысль о том, что я не смогу отсюда уйти.