Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 1 - [27]

На тот момент «странная проза» не являлась преобладающим жанром (да и позже никогда не была таковым), хотя можно заметить ее подъем в последнее десятилетие девятнадцатого века. Несмотря на это, я отмечал[189], что в тот период и на протяжении многих последующих лет «странная проза» вовсе не считалась отдельным жанром. Даже Э. По справедливо не причислял себя к авторам «странной» направленности, ведь он также писал юмористические, сатирические и первые в истории литературы детективные рассказы. В предисловии к сборнику «Tales of the Grotesque and Arabesque» (1840) он с раздражением заявляет: «Допустим пока, будто в основе “фантазийных” рассказов действительно лежат немецкие традиции. Будто они написаны в немецком стиле. Возможно, завтра во мне не останется ничего немецкого, как не было и вчера»[190]. Точно так же нельзя утверждать, что произведения Ле Фаню, Стокера, Мэкена, Блэквуда и Дансени целиком относятся к «странной прозе» или что сами авторы считали их таковыми. Что касается Готорна и Стивенсона, лишь малую долю их работ можно причислить к данному жанру.

Как вы могли заметить, я не упомянул никакие журналы, посвященные «странной прозе». Все дело в том, что до появления Weird Tales в 1923 г. их и не существовало. Рассказы Э. По печатались в обычных журналах того времени (Graham’s Magazine, Godey’s Lady’s Book, Southern Literary Messenger), а в некоторых из них он также выступал в роли редактора. Бирс регулярно публиковался во многих журналах и газетах. Другими словами, никто не запрещал публиковать «странные» произведения в журналах для массовой аудитории, как это происходило в начале двадцатого века в Америке, поэтому в Англии на протяжении 1950-х Мэкена, Блэквуда и Дансени печатали в самых обычных изданиях. В 1890-х появился журнал «Манси» (Munsey), давший толчок развитию жанра, так как в нем печатали «странные» и детективные истории, а также фантастику. Вскоре журнал начали высмеивать (по большей части вполне справедливо) как дешевое «популярное» чтиво для масс, и все эти жанры перестали публиковать в обычных журналах, а с выпуском палп-журналов в 1920-х тенденция только укрепилась. Подробнее о данном явлении я расскажу немного позже.

Итак, на рубеже веков и в начале двадцатого века «странная проза» не являлась отдельным, легко узнаваемым жанром или стилем, что очень важно для понимания того, какое место в литературе занимает Лавкрафт, ведь он одним из первых стал называть себя преимущественно автором «странного жанра». Явным признаком такого положения дел было практически полное отсутствие литературной критики до выхода работы Дороти Скарборо «Сверхъестественное в современной английской художественной литературе» в 1917 г. – не самого выдающегося произведения с точки зрения критики, но первого всеобъемлющего исследования по данной теме. Интересно, что критический разбор готической литературной традиции впервые появился в 1921 г., когда вышла «История ужаса» Э. Брикхед. («История возрождения готики» Чарльза Л. Истлейка (1872) посвящена исключительно неоготической архитектуре, а не литературе. «Сверхъестественное в романтической литературе» Эдварда Ярдли (1880) – довольно поверхностное исследование потусторонних мотивов в литературе от Средневековья до романтизма.) Именно поэтому эссе «Сверхъестественный ужас в литературе» по-прежнему остается наиболее впечатляющей и переломной работой в литературной критике.

Первое прозаическое сочинение Лавкрафта, по его собственным словам, относится к 1897 г.[191], и в других источниках он упоминает, что это был рассказ «Знатный соглядатай», о котором известно совсем немного: в нем говорилось о «мальчике, ставшем свидетелем ужасного сборища подземных обитателей в пещере»[192]. Поскольку данная работа не сохранилась, пожалуй, нет смысла в поиске литературных источников, на которых она была основана, однако можно предположить, что рассказ написан под влиянием «Тысячи и одной ночи» (пещера Али-Бабы и пещеры из других историй). Еще более вероятно, что свою роль здесь сыграл дедушка Уиппл, единственный член семьи, которому, видимо, тоже нравился «странный» жанр». В одном из поздних писем Лавкрафт сообщает:

«Никто, кроме дедушки, не рассказывал мне “странных” сказок. Обратив внимание на мои вкусы в литературе, он экспромтом сочинял разные истории о мрачных лесах, загадочных пещерах, жутких крылатых существах (вроде “ночных мверзей” из моих снов, о которых я ему поведал), старых ведьмах и кипящих котлах, откуда доносились “утробные стоны”. Большинство образов он явно заимствовал из ранних готических романов Радклиф, Льюиса, Метьюрина и т. д. – эти авторы ему нравились больше, чем По или другие поздние фантасты»[193].

Здесь упоминаются некоторые идеи (загадочные пещеры, утробные стоны) из «Знатного соглядатая», однако Лавкрафт утверждает, что это единственный рассказ, написанный им до знакомства с творчеством По.

С учетом того, на какой стадии развития находилась «странная» литература в 1898 г. и сколько лет было тогда Лавкрафту, неудивительно, что рассказы Э. По стали первым образчиком жанра, с которым он познакомился. Длинные готические романы он не осилил бы, даже будучи большим любителем восемнадцатого века. К тому же со временем их стало очень трудно достать (в 1920-е Лавкрафт пришел в замешательство, узнав, что в Нью-Йоркской публичной библиотеке нет ни одного экземпляра «Мельмота Скитальца». Что касается более современных ему писателей, в 1921 г. Лавкрафт жаловался, что «девять из десяти человек