Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 1 - [19]

«… представьте величественную викторианскую библиотеку с высокими шкафами в доме, куда я ходил в гости вместе с мамой или тетушками. Мраморная каминная полка, плотный ковер в виде медвежьей шкуры и бесконечные полки с книгами… Там собирались одни только взрослые, поэтому мой интерес, естественно, сразу привлекли книжные полки, огромный стол и камин. Вообразите, как я был рад увидеть на каминной полке огромную, размером с атлас, книгу в подарочном оформлении с позолоченной надписью на обложке “С иллюстрациями Гюстава Доре”. Название книги меня не волновало, потому что я уже был знаком с волшебными и мрачными рисунками Доре по книгам Данте и Мильтона. Я открыл ее, и моему взору предстал совершенно жуткий корабль-призрак с рваными парусами в тусклом свете луны! Перевернул страницу… Боже! Снова этот фантастический полупрозрачный корабль, а на палубе скелет с мертвецом играют в кости! К этому моменту я уже улегся на медвежьей шкуре и был готов целиком пролистать всю книгу… о которой раньше ничего не слышал… Морские воды, кишащие разлагающимися змеями, страшные костры, пляшущие в темноте… войска ангелов и демонов… безумные, умирающие, изуродованные существа… гниющие трупы безжизненно возятся с промокшими снастями обреченного судна…»[147]

Как такому не поддаться? Если Лавкрафт читал книгу Кольриджа в шесть лет, то, скорее всего, в период между августом 1896 г. и августом 1897 г. Возможно, речь идет о доме Теодора У. Филлипса, кузена Уиппла, который жил неподалеку на Энджелл-стрит, в доме № 256 (позже стал № 612), однако Лавкрафт называет его домом «друга» (имея в виду друга семьи), а под «другом» он вряд ли мог иметь в виду двоюродного деда. Итак, хотя «Сказание о старом мореходе» оказало значительно влияние на развитие интереса Лавкрафта ко всему странному, повлияло на него и печальное событие, коснувшееся его лично.

Дед Лавкрафта по отцу умер в 1895 г., но это никак не затронуло будущего писателя и его семью; более того, он утверждает, будто никогда не виделся с дедушкой по отцовской линии[148], что, вероятно, указывает на степень отстраненности Лавкрафтов от Филлипсов, в особенности после госпитализации Уинфилда Скотта Лавкрафта (или же их отношения всегда были таковыми). А вот то, что произошло 26 января 1896 г., серьезно сказалось на мальчике, которому тогда было пять с половиной лет: в тот день умерла Роби Альцада Плейс Филлипс, его бабушка по матери.

На Лавкрафта, вероятно, подействовала даже не горечь от потери родного человека, ведь он не был особенно близок с бабушкой, а состояние остальных членов семьи: «…после смерти бабушки наш дом пришел в уныние, от которого больше не оправился. Меня так сильно пугали и отталкивали черные одеяния мамы и тетушек, что я тайком прикалывал к их юбкам лоскуты яркой ткани или кусочки бумаги, и тогда мне становилось хоть немного легче. И перед выходом на улицу или к гостям им приходилось внимательно осматривать свою одежду!» Хотя спустя двадцать лет после того события Лавкрафт вспоминал его в полушутливом тоне, все равно очевидно, что случившееся произвело на него глубокое впечатление. Последствия были кошмарны в прямом смысле слова:

«А затем от моего прежде приподнятого настроения не осталось и следа. Мне начали сниться самые что ни на есть отвратительные кошмары, населенные существами, которых я прозвал “ночными мверзями” – сам придумал это слово. Проснувшись, я частенько их рисовал (возможно, на мое воображение повлияли иллюстрации Доре из “Потерянного рая”, на эту книгу я однажды наткнулся в гостиной в восточном крыле). Во сне существа кружили меня с такой скоростью, что становилось дурно, и при этом толкали меня своими мерзкими трезубцами. Прошло уже целых пятнадцать лет – или даже больше, – с тех пор как я последний раз видел “ночного мверзя”, но когда меня одолевает дремота или мысли уносятся к детским воспоминаниям, я по-прежнему ощущаю некий страх… и инстинктивно стараюсь проснуться. В 96-м каждую ночь я молился лишь о том, чтобы не заснуть и не встретиться с “ночными мверзями”!»[149]

Вот так и начался путь Лавкрафта в качестве одного из величайших фантазеров или, если быть точнее, выдумщика кошмаров в истории литературы. Лишь спустя десять лет с момента написания этого письма и целых тридцать лет после увиденных им кошмаров Лавкрафт упомянет «ночных мверзей» в своем произведении, но уже становится ясно, что в его детских фантазиях содержалось множество идей и образов, ставших основой для его работ: космический контекст, крайне необычная сущность злобных созданий (в одном из поздних писем он описывает их так: «тощие кожистые существа черного цвета без лиц, зато с оголенными шипастыми хвостами и крыльями, как у летучих мышей»[150]), которые заметно отличались от привычных демонов, вампиров и призраков, а также беспомощность главного героя и жертвы, столкнувшегося с силами куда более могущественными по сравнению с ним. Конечно, на развитие теории и практики «странной прозы» у Лавкрафта уйдет немало времени, но с учетом того, какие сны он видел в детстве – а в последний год жизни он признался, что кошмары продолжали его мучить, «хотя самые ужасные из них не сравнятся с 1896-м»