Лавка старинных диковин - [3]

Как я из этого выкрутился? Вполне банальным способом: обошел препятствие. Не зная, как еще можно зарабатывать писательским трудом и не рисковать при этом крайним упадком душевных сил, я вместо рассказов стал делать имитации рассказов. В чем разница? Для нормального рассказа крайне важно, какие слова вы используете; в имитации же они не играют самомалейшей роли. В имитации персонажи могут быть шаблонными, диалоги – пустыми. Не забывайте: это не рассказ, а лишь подобие рассказа. Бездумное физическое упражнение вместо напряженного вдохновенного созидания. В имитацию я никогда не пытался сознательно заложить красоту, точность, юмор и пафос – все то, что должно быть в «правильном» рассказе.

Пользуясь этим методом, я обнаружил в себе определенные способности к самообману. Надо же, мои имитации, оказывается, имеют большое сходство с написанными мною по-настоящему рассказами – если не брать во внимание отдельные грубые просчеты!

Какой же вывод можно сделать из всего этого? А простой: то, что у меня получается, и есть предел моих возможностей. Хоть из кожи вон вылезу, лучше писать не стану. Наоборот, чрезмерные усилия плохо сказываются на конечном результате. Имитация для того и нужна, чтобы ускорить работу и максимально ее облегчить, – так иной художник холсту и маслу предпочитает акварель.

Новый метод выручал меня неплохо, но то и дело возникали контрпродуктивные соображения. «Не клеится совершенно, – бывало, отмечал я. – Не начать ли сначала?» Или наоборот: «А ведь недурно получается; может, поднапрячься да и сделать как следует?»

Иногда проблема заключается не в том, как писать, а в том, о чем писать. Прежде чем садиться за пишмашинку, надо взглянуть на идею под разными углами, сформулировать наиболее важные решения, взвесить альтернативы, а собранные материалы состыковать друг с другом, что-то изменив, что-то отсеяв. Возникающие при этом затыки очень хитры, они не любят принимать четкие контуры. На какие только ухищрения я ни шел: и записи делал, и отправлялся на долгую прогулку, и жену привлекал в консультанты, – проку было мало. Слишком уж много вещей приходилось держать в голове, и упорядочивать их я тогда не умел. Будущий рассказ представал чем-то крайне туманным и невнятным.

В подобных ситуациях полезно строить диаграмму. Берете лист, в центре пишете ключевое слово, обводите его кружком. От кружка тянете радиальные линии и записываете, по возможности короче, различные соображения, связанные с исходной концепцией. Получившаяся в итоге диаграмма суммирует ваши знания по данному предмету, каковой будет виден не просто целиком, а заодно со смежными темами. Вы с одного взгляда поймете, что у вас есть и чего вам не хватает; последнее не менее важно. Связи внутри диаграммы возникнут сами собой, а примыкающие области можно присоединять или отделять. Для подчеркивания тех или иных нюансов годятся цветные карандаши, и чертеж позволяет без труда вводить новые сведения. Участок с наиболее важными данными всегда можно обособить, чтобы на его основе соорудить еще одну диаграмму или субдиаграмму.

Дело это само по себе увлекательное. Я вначале обходился поршневой ручкой, затем сменил ее на пастельные мелки. О потраченном времени жалеть не пришлось. Еще я экспериментировал с разными буквенными обозначениями.

Диаграммы мои все усложнялись, требовали бумаги все больших форматов. От мелков я отказался в пользу цветных чернил. Имевшиеся в продаже меня не устраивали, я готовил смеси по своим рецептам. Но все равно чего-то системе недоставало. Работа сделалась слишком механической, до скуки. Тогда я затеял украшать свои диаграммы – сначала карандашными набросками, потом рисунками с размывкой и в конце концов дошел до акварелей. Мои иллюстрации оставляли желать лучшего, так что я даже подыскивал приличные курсы живописи. К сожалению, однажды пришлось бросить всю эту кухню, поскольку мне предложили поработать за хорошие деньги. И все же, повторяю, время не было потрачено зря. Когда на рынке появится спрос на дурацкие диаграммы, я враз разбогатею.

Все вышеперечисленные беды и мытарства привели меня к твердому заключению: страхи и тревоги неотделимы от литературного творчества. Прежде чем в авторском подсознании фрагменты замысла со щелчками встанут на свои места, там должны родиться и созреть идеи. Частенько, как в моем случае, этот инкубационный период затягивается до неприличия, что негативно отражается на следующих этапах работы. Уже давно пора вылупиться концепции, а ее все нет и нет, и вы не понимаете, в чем причина. В подсознании образуется мокрый темный комок, и эта невразумительная пакость мешает вам двигаться дальше.

И как же быть, спрашивается?

Для таких случаев я нашел крайне прямолинейный метод. Психолог, наверное, его назовет катарсисом. В процессе применения этого метода можно застать меня разговаривающим с самим собой, отвечающим на собственные вопросы.

– Привет, Боб. Ну что, опять не слава богу?

– Да рассказ, язви его!

– И что не так с рассказом?

– Ну, во-первых, слишком медленно пишется.

– А почему бы тебе не ускориться?

– Интересно как?