Лавка - [201]

Синий цвет, цвет голубой романтической мечты (синий и голубой обозначаются по-немецки одним словом — «blau»), в книгах Штритматтера всегда представляет мир поэзии, мир истинного творчества.

Из всей родни Эзау в стороне от погони за деньгами стоит разве что только беспутный дядя Филе, который именно в силу своей беспутности и вызывает симпатию Эзау, да баба Майка, занимающая особое место в повествовании. Баба Майка живет по своим законам, не приспосабливаясь ни к кому, тем более к веяниям городской моды. Окружающие зовут ее ведьмой, маленькому Эзау она кажется святой, которая «свой нимб где-то спрятала, может, на погребице среди кормовой моркови», наделенной сверхъестественной силой, чего взрослый Штритматтер как бы и не опровергает. Людей она видит насквозь, добро отличает от зла безошибочно, лечит болезни, предсказывает будущее. К тщеславным стремлениям окружающих она относится презрительно и говорит: «Кто занялся торговлей, того нечистый уже схватил за задницу».

Баба Майка — своего рода сорбский дух этой земли, воплощение близости к природе и ее законам, народного начала и народной мудрости. «Загадки, которые загадывает мне Майка, я складываю в погреб мыслей чуть сбоку, но иногда я достаю их оттуда», — говорится в книге. Один из заветов бабы Майки — «Слушай немного и внутрь себя!» — помог Эзау найти точку опоры для того, чтобы защитить себя от всесильной «лавки», без чего он не смог бы пробиться к творчеству, стать писателем.

Само собой напрашивается сопоставление «Лавки» Штритматтера с «Детством» Горького, может быть самой знаменитой в европейской литературе книге о становлении детского сознания. Как ни отличается русско-нижегородская жизнь последних десятилетий прошлого века от жизни полусорбского лаузицкого села в 20-е годы, есть немало общего в условиях существования маленького Эзау среди торговых и пекарских забот родителей и маленького Алексея в доме Кашириных. Общее надо искать не столько в реалиях быта и взаимоотношениях взрослых, сколько в сложной диалектике воспитания и самовоспитания героев этих книг, сумевших порвать с частнособственнической стихией, будь то власть копейки или власть пфеннига. Штритматтер всегда был врагом немецкого мещанства, в котором с полным основанием видел питательную среду фашизма; антимещанский пафос определяет и строй его нового романа, смысл которого не в последнюю очередь заключается в постижении того, как и почему он, в отличие от родителей, не превратился «в такого же раба их лавки, как они сами».

Известны слова Штритматтера: «Можно относиться к жизни таким образом, чтобы больше брать, чем давать; или можно больше давать, чем от жизни брать. Вторая позиция лучше, в личной жизни, в общественной. Она поддерживает ход жизни. Мещан и людей потребительского склада я не признаю».[17]

Этим прекрасная книга Эрвина Штритматтера, и грустная, и веселая, и простодушная, и мудрая, созвучна нашему времени. Она рассказывает о прошлом, но она говорит и о современности.