Лавандовые письма - [2]

Потому и достает из тяжелой стеклянной шкатулки прозрачный фиал из цельного хризолита, отвинчивает пробку со стеклянной палочкой, уходящей внутрь ядовитой глубины, и роняет всего одну каплю на свободный от букв край лавандового листа. Он едва заметно мерцает — и все. Теперь можно аккуратно запечатать конверт и сложить стопку писем на дубовый поднос.

Последнее — черное — письмо лежит отдельно. Лежит со вчерашнего дня — Тимира тренирует волю и открывает письма от Экзаменациума только по пятницам. Хотя вряд ли там что-то новое, но надежду трудно убить.

Она стягивает перчатки — по одному пальцу, медленно, аккуратно. Кладет перед собой конверт и смотрит на него до тех пор, пока руки не перестают дрожать. А потом открывает.

«Тимире Майро, ограниченной в правах по пункту 1.11. При пересмотре дела новых сведений не обнаружено. Предоставленная вами информация сочтена незначительной для созыва комиссии. Оснований для повторного Экзамена нет».

После обеда, который ей накрывает госпожа Ритто в светлой столовой, заполненной медовым южным солнцем, в свете которого лениво танцуют пылинки и тяжело тикают напольные часы, Тимира отправляется на прогулку. Это бесполезная столичная привычка, ведь здесь, у моря, в этот час самая жара. Но кто-то из первых ссыльных магов привез с собой эту традицию, и вскоре весь город вместо дневного отдыха стал выбираться на променад по тенистой аллее, идущей вдоль высокого берега.

Здесь раскланиваются друг с другом, отвечают согласием на приглашения, обмениваются сплетнями, договариваются о дуэлях, тайком подмигивают, обещая вечерние свидания, обсуждают последние новости.

Для Тимиры, как и для других магов, эта прогулка — единственный шанс встретиться с себе подобными. Склонить голову, приветствуя холодно и неприязненно. Проводить друг друга взглядом — для всего города ненавидящим. Считается, что маги не переносят своих собратьев. Особенно ссыльные маги, ограниченные в правах. Считается, что они во всем соперничают, что нет им ничего приятнее, чем отбить друг у друга любовников или завоевать эксклюзивную лояльность пекарей и швей.

Сегодня Тимира дожидается пока на повороте дорожки покажется магиня Гельта — как всегда в винного цвета платье и под тяжелым бархатным зонтом с бахромой. И только тогда протягивает руку к молодому сыну мэра, — как его, Гайл?

Ему лет двадцать пять, а то и больше, но Тимира чувствует себя намного старше. Он так наивно радуется ее вниманию, краснеет, едва ее пальцы касаются его щеки: «У вас тут, кажется, паутинка… ах, нет, это солнечный луч», совершенно не замечая ее взглядов исподтишка в сторону Гельты.

Та проходит, демонстративно не глядя на них, но, когда минует парочку, спотыкается о камень и едва слышно охает. Гайл оборачивается — и видит, как она задирает край платья, чтобы рассмотреть, не сломался ли каблук, «невольно» обнажая молочно-белую тонкую щиколотку. Он столбенеет, совершенно забывая о Тимире.

На секунду или две, пока его взгляд прикован к изящной ножке, Гельта и Тимира встречаются веселыми взглядами и вновь отводят глаза.

Тимира хмурится и дергает за рукав своего неверного поклонника. Тот краснеет еще сильнее и даже начинает заикаться.

Невинные забавы бесконечно тягучего провинциального дня.

Тимира берет Гайла под руку и ведет дальше — мимо отставного генерала, присевшего на скамью у фонтана, мимо портового начальника, еще вчера оставившего у ее окна пышный букет мелких розочек нежнейшего кораллового оттенка. Мимо беседки, где любуется морскими видами приехавший к невесте столичный студент — вот уже которое его письмо с признаниями она вновь оставила без ответа. Студенту не светит даже легкий флирт с полноценной столичной магиней, но он поначалу понадеялся, что осчастливит своим вниманием опальную, а потом попался в сети.

Каждый из поклонников уверен, что другой добился всего того, в чем она отказала именно ему. И Тимира не переубеждает их.

Гайл тревожно наблюдает как провожают ее взглядами все мужчины от двадцати до пятидесяти на этой аллее и так волнуется, что дерзко спрашивает:

— Правда ли, что вчера вы принимали у себя в гостях господина Рохара?

— Увы, на вчерашний вечер у меня не было ни одного приглашения, так что пришлось, чтобы развлечь себя… — притворно вздыхает Тимира.

— Но вечером! Господин Рохар… у него такая репутация! Вы слышали, что он… — Гайл понижает голос: — Контрабандист?

Ну конечно, иначе зачем она приглашала его к себе? Ради сладостей из медовой дыни и россыпей китайского фарфорового жемчуга. Ради этого можно было и потерпеть его общество, но терпеть не пришлось — господин Рохар оказался весьма остроумным и интересным мужчиной. Пока тоже не завел свою шарманку: «Несмотря на то, что вы…»

Как во всех этих людях уживается одновременно и унизительное это отношение к ссыльным как к неполноценным, и желание прикоснуться к ним, и какое-то неестественное преклонение, Тимире совершенно непонятно.

Аллея кончается площадью перед пассажирским пирсом. Сегодня прибывает корабль из столицы, и даже убогие ренегаты-маги не могут отказаться от такого развлечения. В этом городе не так много интересного, и большинство туристов в ярких нарядах сойдут на берег всего на несколько часов. Просто чтобы убедиться, что Ильдаум, окраина страны, и вправду так скучен, как говорят о нем в столице. Некоторые захватят чемоданы и поселятся в пансионатах — кто-то для того, чтобы совершенно точно проверить каждый скучный уголок города, другие — чтобы и вправду отдохнуть и полечить нервы неспешностью провинциальной жизни.