Латышские стрелки в борьбе за советскую власть - [158]

Неподалеку от хутора Терны на помощь нам пришла 51-я дивизия, которая начала теснить кавалерию врага. Полк занял боевые позиции полукругом у Перекопского тракта, против хутора Каменный Кол. На этих позициях нас посетил комбриг Лабренцис и сообщил, что мы имели дело с четырьмя тысячами сабель противника, который только что уничтожил почти весь 4-й полк. Взятых в плен стрелков 4-го латышского полка врангелевцы загнали в сарай под Черненькой и расстреляли из пулеметов.

На следующий день врангелевская артиллерия открыла ураганный огонь по нашим позициям и тылам. 18 самолетов противника бомбардировали переправу через Днепр под Каховкой. Затем неприятель снова пошел в наступление, оттеснив нашу 52-ю дивизию, находившуюся на левом фланге, – бой становился все напряженнее.

В Каховке находилась огневая бригада, которая имела бронеавтомобили. Через некоторое время со стороны Каховки показались несколько броневиков. Врангелевская артиллерия открыла огонь по тракту, но головной броневик, повернув вдоль неприятельской цепи, начал косить противника пулеметным огнем, врангелевцы не выдержали и побежали.

На следующий день Красная армия продолжала наступать. Бои шли под Черненькой, Большой Маячкой и хутором Балтазаровка, а затем мы двинулись назад – в Каховский укрепленный район, где к зиме были уже подготовлены три линии проволочных заграждений и окопов.

Однажды ночью в октябре 1920 года Врангель пустил танки по Перекопскому тракту, чтобы уничтожить нас в ночном бою. Мы выдержали. Два неприятельских танка были подбиты.

В районе Никополя Врангель переправил через Днепр свою кавалерию, и Латышскую дивизию послали ликвидировать ее. По выполнении задания стрелки вернулись на Каховский плацдарм. Я заболел тифом и лег в лазарет. В это время 6-й полк в районе Константиновки атаковали части кавалерийского корпуса генерала Барбовича. Полк выдержал шесть атак. Ружья и пулеметы раскалились, патроны иссякли. Стрелки бросились в рукопашную и в большинстве своем погибли или попали в плен. Вырвались те, которые были на лошадях. В плену неприятелем были расстреляны командир батальона и несколько командиров рот и взводов.

Из лазарета я возвратился в январе 1921 года, когда Латышскую дивизию присоединили к 52-й дивизии, а 6-й латышский полк – к 455-му стрелковому полку этой дивизии. Между буржуазной Латвией и Советской Россией был уже заключен мирный договор, и поэтому латышские советские войсковые части не могли более находиться в армии Советской России.

В апреле 1921 года все латыши, подавшие заявления о своем желании возвратиться на родину, были отправлены в Москву, а из Москвы – в Латвию. Я в Латвию не поехал и после демобилизации остался работать в СССР.

В степях Северной Таврии К.М. Киртовский

Конец лета и начало осени 1919 г. мы провели на Польском фронте в непрерывных стычках с белогвардейцами в районе Могилева. В конце сентября, когда армия Деникина ринулась на Москву, Латышская дивизия была послана сорвать этот поход. Погрузившись в Борисове в эшелоны, мы прибыли на станцию Карачев, а оттуда маршем отправились на фронт. Первая встреча с офицерским полком деникинской армии произошла еще до 20 октября. В этом бою нам удалось разгромить белогвардейский батальон. Враг не ждал, что встретит здесь столь сильное сопротивление.

Однако белым не пришлось двигаться дальше на Москву. Под ударами Красной армии деникинская армия стала отступать. Мы преследовали ее по левую сторону Орловской железной дороги. Белые пытались закрепиться. Пять дней продолжались ожесточенные бои, многократно переходившие в рукопашные схватки. Красная армия перебросила в тыл белых свою конницу. Опасаясь окружения, белые отступили до самой станции Поныри, где попытались закрепиться. Тем не менее в начале ноября нам удалось прорвать и эту их оборонительную линию. Во время боев мы захватили тяжелое орудие, которое позднее в честь годовщины Октябрьской революции отправили в Москву. Так мы дошли с боями до Харькова. Наступление происходило в тяжелых условиях. Мороз достигал иногда – 25°, а мы по-прежнему были плохо одеты.

Бои были упорными и ожесточенными. В период наступления у станции Поныри в овраге было оставлено одно наше орудие. Через 3 дня мы нашли его расчет – 6 человек – расстрелянным и раздетым.

После боев под Харьковом Латышская дивизия расположилась на отдых в районе действия банд Махно. В городе Екатеринославе мы повсюду встречали следы хозяйничанья махновцев. Они взорвали мост через Днепр, сожгли или разгромили многие дома; жители рассказывали о насилиях, грабежах и расстрелах. Махно, боявшийся вступить в открытый бой с регулярными частями Красной армии, грабил армейские тылы и обозы, расстреливал партийных и советских работников.

Простояв две недели на отдыхе, наша дивизия начала активное преследование махновских банд. В нашу задачу входило в основном прочесывание района главного сосредоточения этих банд. Там, где мы проходили, вновь устанавливалась советская власть. Несмотря на то что «армия» Махно была значительной и насчитывала несколько десятков тысяч человек, которые были хорошо вооружены и знали местность, боя она все же не принимала. Дело ограничивалось небольшими стычками. Банды были подвижны, имели много тачанок и агентуру среди кулачества. Будучи местными жителями, бандиты могли маскироваться под мирное население. Поэтому приходилось тщательно прочесывать все лежавшие по пути села, чтобы не оставлять в тылу за собой противника. Особенно бдительными приходилось быть при остановках в селах на ночлег. Выставлялась усиленная охрана, а командный состав постоянно проверял посты. Мне как политруку приходилось не спать много ночей, проверяя бдительность часовых, – ведь малейшая оплошность могла привести к гибели. Махновцы часто осуществляли ночные налеты на спящих красноармейцев и уничтожали их. Однако благодаря высокой дисциплинированности и хорошей охране им ни разу не удалось захватить нас врасплох.