Ласточ...ка - [28]
Ольга пришла, когда Наташа уже уехала, и про визит соседа не знала. Вета ей не сказала, побоялась. Но вечером у соседа была бурная, хорошо слышимая личная жизнь с женой. Ольга с остервенением тарабанила по батарее гантелей.
Вета пришла в школу и сказала, что может сыграть и сонату Моцарта, и «Цыганочку». Вету посадили за инструмент и попросили исполнить. Вета сыграла чисто.
– Твоя мама может что-нибудь приготовить? – спросила завуч. Она все еще не могла поверить в то, что проблема так быстро решилась.
– Да, салаты, – ответила Вета, глядя в глаза завуча.
Этому ее тоже научила тетя Наташа. Врать, глядя в глаза. А потом думать, что делать дальше.
Ольга не умела готовить. Вообще. Она записывала рецепты, долго и мучительно возилась на кухне, а есть было невозможно. Она даже омлет умудрялась испортить – или пересаливала, или пережаривала. Спасали готовые обеды в упаковках из магазина – котлета с гречкой, курица с рисом, сухая смесь для оладий, которую оставалось развести водой.
– Теть Наташ, – Вета позвонила тетке, – нужны салаты.
– Не вопрос, – ответила тетя Наташа.
Салаты Наташа заказала в ресторане «Прага». Американцы не слышали, как Вета сфальшивила в сонате Моцарта, они пережевывали винегрет.
Вете устроили овацию. Благо Маринкин отец водки не пожалел.
Когда тяжело заболела Ветина бабушка, сама Вета лежала в больнице с пневмонией. Ольга принимала экзамены в музыкальной школе. За матерью ухаживала – колола внутримышечно, мыла, кормила – Наташа. Она сама предложила такой вариант сестре – Ольга разрывалась между Ветой в больнице и учениками в музыкалке. Да и мать звала именно Наташу. Ольга взбрыкнула:
– Я что, тоже не могу к ней приехать?
– Можешь, конечно, – согласилась Наташа, – только когда?
– Сейчас специальность приму и тоже буду ездить. Можем по очереди, – предложила Ольга. Хотя как? И Ветку не оставишь. Головой она понимала, что Наташе проще быть при матери, но в душе было обидно. Почему мать к Наташе обратилась за помощью, а не к ней?
– Послушай, занимайся спокойно Веткой и делами. От меня все равно больше толку. Я уколы умею делать. А маме два раза в день надо колоть.
– На собаке натренировалась? – не удержалась Ольга. – Только тебе быстро надоело медсестру из себя изображать. И кстати, как же без тебя твой Юрик-дурик?
Наташа бросила трубку.
Юрик-дурик был Петиным персональным водителем и Наташиным любовником. Дуриком его окрестил Петя – за нерадивость в выборе маршрутов проезда по городу. С его подачи Юрика так называли все – и Наташа, которую Юрик возил на рынок и по магазинам, и Ольга, которая знала о Юрике со слов сестры. Петя говорил «дурик» с раздражительной интонацией. Наташа, переспав с Юриком на заднем сиденье машины, втиснутой между двумя ракушками прямо под окнами дома, – ласково. Ольга выплевывала «дурик» зло, с завистью.
Юрик, казалось, был неплохим парнем. В меру простоватым, нагловатым, хитроватым. Но край знал. «Бомбил» аккуратно, успевая вовремя вернуться за начальником. Служебную машину использовал в личных целях тоже с умом – не часто.
Наташу Юрик не клеил – соблюдал профессиональную этику, все-таки жена шефа. Но когда она сама стала расстегивать ему ширинку – не сопротивлялся. Что он, дурак, что ли, такую бабу отталкивать? Оттолкнешь, а она мужу нажалуется, что шофер плохо ее довез, или еще что-нибудь придумает. Так и работу потерять можно. А за работу Юрик держался. Начальник ему нравился – долго сидел в офисе, так что Юрик успевал прилично заработать с бордюра, показания бензина не списывал.
От Наташи, которую Юрик регулярно трахал между ракушками, ему тоже перепадало. Шмотками. Наташа его одевала, как женщина одевает любовника. Дорого и часто. Покупала ему рубашки, брюки, трусы, носки. Юрик был не против – на хорошей машине в хорошей одежде было проще клеить баб, чем он и занимался в свободное от работы время.
Он искал женщину своей мечты – замужнюю, бездетную, без материальных проблем, с жилплощадью. Последний пункт был основным требованием – Юрику нужно было жилье. Он жил в семье старшего брата. Жена брата, замученная маленьким сыном, мужем и деверем, которых нужно обстирать и накормить, каждый вечер собиралась Юрика гнать в шею. Да и сам Юрик, раздраженный криками племянника и вечно недовольным лицом невестки, хотел от брата, как он говорил, «валить». Юрик боялся, что брат, которому жена устраивала ежевечерние скандалы, не сегодня, так завтра уступит. Он уже и так не раз говорил, что Юрик на свою зарплату мог бы снять комнату.
Юрик воспринимал племянника и невестку как неизбежное зло. Издевался он над ними не специально. Само собой получалось.
У них в семье все имена сокращались на «ик» – Юрик, племянник – Ярик, брат – Славик. Многие вещи, значимые для детей, пониманию Юрика были недоступны. Ярику, например, непременно нужно было самому нажать кнопку лифта. Мальчик тянулся ручкой, вставал на носочки, пыхтел. И когда он уже вот-вот доставал пальчиком до заветной кнопки, Юрик нажимал сам. Он смотрел, как тянется племянник, и жал в последний момент. Ярик начинал орать от обиды. На площадку выскакивала невестка, успокаивала сына, они ждали, когда лифт закроется, чтобы снова нажать кнопку. Все повторялось. Едва Юрик видел, что племянник дотянулся, нажимал сам. Ярик ложился на грязный пол и бился головой в истерике.
С момента выхода «Дневника мамы первоклассника» прошло девять лет. И я снова пошла в школу – теперь с дочкой-первоклассницей. Что изменилось? Все и ничего. «Ча-ща», по счастью, по-прежнему пишется с буквой «а», а «чу-щу» – через «у». Но появились родительские «Вотсапы», новые праздники, новые учебники. Да, забыла сказать самое главное – моя дочь пошла в школу не 1 сентября, а 11 января, потому что я ошиблась дверью. Мне кажется, это уже смешно.Маша Трауб.
Так бывает – тебе кажется, что жизнь вполне наладилась и даже удалась. Ты – счастливчик, все у тебя ровно и гладко. И вдруг – удар. Ты словно спотыкаешься на ровной дороге и понимаешь, что то, что было раньше, – не жизнь, не настоящая жизнь.Появляется человек, без которого ты задыхаешься, физически не можешь дышать.Будь тебе девятнадцать, у тебя не было бы сомнений в том, что счастье продлится вечно. Но тебе почти сорок, и ты больше не веришь в сказки…
Каждый рассказ, вошедший в этот сборник, — остановившееся мгновение, история, которая произойдет на ваших глазах. Перелистывая страницу за страни-цей чужую жизнь, вы будете смеяться, переживать за героев, сомневаться в правдивости историй или, наоборот, вспоминать, что точно такой же случай приключился с вами или вашими близкими. Но главное — эти истории не оставят вас равнодушными. Это мы вам обещаем!
В этой книге я собрала истории – смешные и грустные, счастливые и трагические, – которые объединяет одно – еда.
Десять лет назад вышла моя книга «Плохая мать». Я начала ее писать спустя две недели после рождения дочери. Мне нужно было выплеснуть на бумагу вдруг появившееся осознание – мы все в определенные моменты боимся оказаться плохими родителями. Недолюбившими, недоцеловавшими, недодавшими что-то собственным детям. «Плохая дочь» – об отношениях уже взрослой дочери и пожилой матери. И она опять об ответственности – уже дочерней или сыновьей – перед собственными родителями. О невысказанных обидах, остром желании стать ближе, роднее.
Семья — это целый мир, о котором можно слагать мифы, легенды и предания. И вот в одной семье стали появляться на свет невиданные дети. Один за одним. И все — мальчики. Автор на протяжении 15 лет вел дневник наблюдений за этой ячейкой общества. Результатом стал самодлящийся эпос, в котором быль органично переплетается с выдумкой.
Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.
Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.
Мама все время рассказывает истории – мимоходом, пока варит кофе. Истории, от которых у меня глаза вылезают на лоб и я забываю про кофе. Истории, которые невозможно придумать, а можно только прожить, будучи одним из главных героев.
Эта книга – сборник повестей и рассказов. Все они – о семьях. Разных – счастливых и не очень. О судьбах – горьких и ярких. О женщинах и детях. О мужчинах, которые уходят и возвращаются. Все истории почти документальные. Или похожи на документальные. Жизнь остается самым лучшим рассказчиком, преподнося сюрпризы, на которые не способна писательская фантазия.Маша Трауб.
Я приехала в дом, в котором выросла. Долго пыталась открыть дверь, ковыряясь ключами в дверных замках. «А вы кто?» – спросила у меня соседка, выносившая ведро. «Я здесь живу. Жила», – ответила я. «С кем ты разговариваешь?» – выглянула из-за двери пожилая женщина и тяжело поднялась на пролет. «Ты Маша? Дочка Ольги?» – спросила она меня. Я кивнула. Здесь меня узнают всегда, сколько бы лет ни прошло. Соседи. Они напомнят тебе то, что ты давно забыл.Маша Трауб.
Любая семья рано или поздно оказывается на грани. Кажется, очень просто перейти незримую черту и обрести свободу от брачных уз. Или сложно и даже невозможно? Говорить ли ребенку правду? Куда бежать от собственных мыслей и чувств? И кому можно излить душу? И, наконец, что должно произойти, чтобы нашлись ответы на все вопросы?